Любые страхи проходят, если забраться под одеяло с головой. Давно усвоенная истина ещё с детства в этот раз дала сбой. Я продолжала дрожать. Как он посмел? У меня не укладывалось это в голове. Он был в гостях. Мы с ним и парой слов не обмолвились. Я не давала поводов думать, что со мной можно так поступать. Да и не выглядела я девицей легкомысленного поведения. Да, забыла, что он в гостях и спустилась на кухню в рубашке и халате. Но у меня рубашка из плотной ткани и до пят. Халат плотный, потому что в доме было прохладно. Я понимаю, если бы на мне было одеяние, какое купила себе на первую брачную ночь Матильда. Ещё хвасталась перед нами тонкими кружевами, которые ничего толком не скрывали. Или если бы я кокетничала весь вечер. Дала бы хоть намёк, что он мне нравится и тогда мужчина понял бы всё неправильно. Я весь вечер старалась лишний раз на него не смотреть. Не мог же тот поцелуй в щеку Дика, которым он стал свидетелем, составить обо мне такое впечатление. К тому же Дик был моим женихом. Мы и в губы могли поцеловаться. Никто бы не осудил. Помолвка – это почти что свадьба.
Я спрятала лицо в подушку. Было неприятно от того факта, что этот человек меня так целовал. Уши до сих пор горели огнём. Губы болели. Слишком сильным был поцелуй. Дик целовался иначе. Едва касаясь губ. Я в тот раз поцелуй толком не ощутила. Этот же чуть меня без губ не оставил. И что теперь было делать? Первый порыв был пойти к родителям прямо сейчас и всё им рассказать. Но потом взяло вверх благоразумие. Во-первых, завтра папе на работу. Ему надо выспаться. Во-вторых, а что он мог сделать, если сам боялся этого человека?
Судьи всегда были отдельной кастой. А он ещё и судил элиту. У него было столько связей, что для него мы были чем-то вроде букашек. Такую букашку можно раздавить и не заметить, а можно поцеловать, потому что так захотелось. Я вытерла слёзы. После них наступила пустота и усталость. Противно было от всей этой ситуации. В итоге я решила, что никому ничего не скажу. Попыталась уснуть, но стоило мне закрыть глаза, как я вновь оказывалась в том кошмаре. Опять казалось, что он ко мне пристаёт. И ведь я понимала, что нахожусь в комнате, где я в безопасности, а отойти от случившегося не получалось.
Утром я спустилась к завтраку в самом строгом платье, какое у меня было. Оно застёгивалось под ворот. Волосы же оставила распущенными, чтоб скрыть уши, которые вызвали его вчерашний интерес.
– Опять всю ночь читала? – заметив мои покрасневшие глаза, спросила мама.
– Книга была интересная, – ответила я. – Уснула только под утро.
Судья сидел, уткнувшись носом в местную газету. Я помогла маме накрыть на стол. За это время выяснила, что Эрик заболел. Значит на праздник вести Марту мне.
– Всем приятного аппетита, – складывая газету, сказал Ларс. Его голос ножом резанул по нервам. Аппетита не было. Я еле в себя запихнула завтрак и постаралась сбежать на кухню. Находиться с судьей за одним столом было невыносимо. При этом судья вёл себя так, словно ничего не произошло. Но я помнила. Мне не могло это присниться.
Перемыв посуду, я вышла на улицу. Нужно было развесить бельё, пока не было дождя и светило солнце. Маме сегодня было некогда. Несмотря на то что она не стала сегодня брать к себе малышей из-за судьи, но сидела с Эриком, которому было сегодня совсем плохо.
Позади нашего дома был высокий забор, который защищал от бродячих собак и посторонних. Здесь мы сушили бельё, хранили дрова в сарае, мама по весне делала грядки с зеленью. Был уголок, где после школы играли Эрик и Марта. Небольшой участок был словно остров в нашем городе. Окна в эту часть не выходили из-за сильного ветра, что дул зимой с севера. Его порывы были такими сильными, что выбивали стёкла. Дом напротив нашего двора был вовсе одноэтажным и его окна не доходили до нашего забора.
Уютное место служило одно время нашим уголком с Диком. В то время у меня не было своей комнаты, да и оставаться наедине с молодым человеком в комнате было неприлично. Общаться же хотелось. Вот мы и сидели во дворике на лавочке и читали книги. Тут он мне и сделал предложение.
При мыслях о Дике сразу захотелось улыбнуться. Он был хорошим парнем. Светлым. Добрым. Такие в наше время были редкостью. Он мне напоминал странствующего рыцаря или менестреля…
Я почувствовала резки сладковатый запах, который раздражал нос. Выглянув из-за белья, я увидела судью, который стоял на крыльце и курил. Холодок прошёлся по спине. Я продолжила развешивать бельё, мечтая провалиться на месте. Хотелось верить, что всё вчерашнее было сном, кошмаром, который мне привиделся. Уши опять загорелись огнём.