В любом случае нет сомнений, что я уже чувствовала себя так, когда перестала печатать. Несомненно, что решение прекратить печатать было сильно связано с тем, как я себя чувствовала.
Я уже забыла, что именно печатала, когда начала чувствовать себя так.
Конечно, я могла бы вернуться к тем строкам. Определенно, они были напечатаны не так уж давно.
Если поразмыслить, я не буду возвращаться. Если нечто из того, что я печатала, спровоцировало это мое ощущение, то, несомненно, оно может спровоцировать его снова.
Я не часто так себя чувствую, на самом деле.
Обычно я чувствую себя достаточно хорошо, учитывая обстоятельства.
Тем не менее бывает и по-другому.
Это пройдет. Пока же с этим мало что можно сделать.
Тревога — фундаметнальное настроение существования, как кто-то сказал, или, безусловно, должен был бы сказать.
Хотя, если честно, я бы поверила, что давно избавилась от большинства таких чувств, когда избавилась от большей части другого своего багажа.
Когда зима приходит, это надолго.
Даже если, с другой стороны, вам кажется, что вы никогда не избавитесь от багажа в своей голове.
Такого, например, как дни рождения известных людей, скажем, Пабло Пикассо или Дилана Томаса, которые я наверняка могла бы назвать, если бы захотела.
Или имя сестры Хуаны Инес де ла Крус, даже если я до сих пор не имею ни малейшего представления о том, кем она была.
Я также не знаю, кем могла быть Марина Цветаева, хотя в этом случае ее имя, по крайней мере, не пришло мне в голову меньше часа назад, когда я была у яхтенного причала.
Очевидно, что я думала о другой марине.
На самом деле имя, которое привлекло мое внимание на том плакате недалеко от виа Витторио-Венето, было Элен Франкенталер. Я не помню, чтобы когда-либо участвовала в шоу с Джорджией О’Кифф.
Хотя на самом деле возможно, что это Кьеркегор говорил о тревоге как основополагающем настроении.
Если это был не Кьеркегор, то Мартин Хайдеггер.
В любом случае, я подозреваю, есть некая ирония в том, что я смогла догадаться, что это было сказано Кьеркегором или Мартином Хайдеггером, хотя я определенно не прочла ни единого слова, написанного Кьеркегором или Мартином Хайдеггером.
Изрядная доля багажа даже не кажется собственным, как я, возможно, уже отмечала раньше.
Анна Ахматова — вот еще один автор, которого я никогда не читала, хотя, несомненно, она каким-то образом связана с Мариной Цветаевой.
Опять же не исключено, что в этом доме есть книги всех этих людей.
Я заметила путеводители по нескольким национальным паркам. А также птицам южной части Эгейского моря и Кикладских островов.
Кстати, есть объяснение тому, почему атлас, как правило, лежит плашмя, а не стоит в наклон.
Объяснение это заключается в том, что атлас попросту слишком высок для полок.
И так или иначе я только сейчас решительно определила, где именно я прочла биографию Брамса.
Где я прочла биографию Брамса, так это в Лондоне, в книжном магазине недалеко от Хемстедской пустоши, утром, когда меня чуть не сбила машина.
Кажется, я уже упоминала, что меня чуть не сбила машина, катившаяся с холма.
Может быть, она и не сбила бы меня. И все же представьте, вот я читаю биографию Брамса, а миг спустя — вжих! — эта страшная штуковина проносится мимо меня.
Только вообразите, как это поразило меня и что я чувствовала.
Всего лишь днем ранее я сидела в автомобиле с правым рулем и смотрела, как улица под названием Мэйден-лейн, недалеко от Ковент-Гарден, утопает в снегу, что наверняка большая редкость.
Естественно, что автомобиль, который скатился с холма, тоже был с правым рулем, ведь я все еще находилась в Лондоне.
Я подчеркиваю это просто потому, что та же сторона автомобиля оказалась стороной, ближайшей ко мне, и, естественно, моей первой реакцией было посмотреть, кто же, во имя всего святого, за рулем.
Естественно, за рулем никого не было.
Тем не менее мое состояние ошеломленности длилось довольно долго.
Несомненно, оно все еще сохранялось, пока я осознавала, что этот автомобиль вот-вот врежется в машину, которую еще недавно вела я и которая была припаркована чуть ниже по склону.
Вместо этого он врезался в нечто совсем другое.
По сути дела, он не врезался ни во что из того, что я видела, но продолжил катиться прямо вниз по склону и выехал за пределы моего поля зрения.
Когда я говорю, что он врезался во что-то другое, я лишь предполагаю, что, несомненно, на его пути должны были возникнуть и другие препятствия, рано или поздно.
Определенно он должен был врезаться в дорожный знак или, возможно, даже в английский дом, если не в другой автомобиль.
С другой стороны, если разобраться, я не слышала звука столкновения.
Впрочем, вполне возможно, что я не очень внимательно слушала, ведь я так долго была ошеломлена.
Откровенно говоря, все, что я делала, так это продолжала стоять перед книжным магазином, который располагался по соседству с мексиканским рестораном.
В витрине ресторана были репродукции картин Давида Альфаро Сикейроса.
Кстати, автомобиль, о котором идет речь, был лондонским такси.