Любовница Витгенштейна

На переднем сиденье того автомобиля, в котором я включила кондиционер, вспотев от ударов по теннисным мячам, лежал экземпляр «Пути всякой плоти» Сэмюэля Батлера в мягкой обложке.

Что, вероятно, объясняет, где я наткнулась на сноску о Сэмюэле Батлере, утверждавшем, что «Одиссею» якобы написала женщина.

Или, возможно, в той книге имелось некое предисловие о жизни Сэмюэля Батлера, которое и заставило меня упомянуть этот факт.

Я, однако, с полной уверенностью могу заявить, что никогда в жизни не читала Сэмюэля Батлера, даже в форме предисловия, ведь я знаю о Сэмюэле Батлере даже меньше, чем о «Пути всякой плоти», которую я тоже никогда не читала, как я могу заявить с не меньшей уверенностью.

И, без сомнения, я все равно едва ли открыла бы книгу в тот конкретный день.

Хотя бы даже только из-за поджигания страниц из биографии Брамса незадолго до этого, в попытке воспроизвести чаек, я, разумеется, скорее желала уделить свое внимание кассетной деке.

Даже если где-то в этом доме есть еще одна биография Брамса.

Не представляю, почему я сказала «где-то», когда я точно знаю где.

Жизнь Брамса находится в той самой комнате, где я оставила картину, изображающую дом, которая еще несколько дней назад висела на стене прямо над и немного в стороне от печатной машинки.

Дверь в ту комнату закрыта.

Морской воздух поспособствовал этой деформации.

Хм. Я, кажется, что-то упустила, совсем недавно.

О, я лишь хотела сказать, в чем я вполне уверена, что биография Брамса стоит криво и сильно деформировалась.

Несомненно, я отвлеклась на минуту, а затем решила, что уже вставила эту часть.

На самом деле я прикуривала сигарету.

Морской воздух должен был повредить и теннисные ракетки тоже, если задуматься.

Впрочем, считается, что струны на ракетке, как правило, в любом случае ослабевают.

Когда я говорю «считается», я, разумеется, имею в виду, что так считалось.

Вообще-то люди часто собирали самую разную подобную информацию о предметах, которые были им не слишком сильно интересны.

Маловероятно даже, что я могла бы назвать хоть нескольких бейсболистов, если бы захотела.

Я не могу себе представить, что захотела бы этого.

Бейб Рут и Лу Гериг.

Сэм Узуал.

На самом деле немало мужчин в моей жизни чрезвычайно восхищались бейсболом.

Когда моя мама умирала, мой отец бесконечно смотрел игры.

Ну, возможно, тогда я это и поняла.

Я поняла это, когда однажды вечером он забрал крошечное карманное зеркальце, всегда стоявшее у ее кровати, разумеется.

С другой стороны, трудно представить себе Баха, увлеченного бейсболом.

Хотя, возможно, во времена Баха бейсбол еще не изобрели.

Тогда Винсента Ван Гога.

Один черный игрок в Бруклине. Ну и еще один черный.

И Стэн Узуал — вот кого я, возможно, имела в виду.

Между тем ничто из этого не объясняет, как можно думать об одном музыкальном произведении, а слышать целиком и полностью другое.

Кстати, когда я говорю, что можно слышать целиком и полностью другое музыкальное произведение, я вряд ли имею в виду, что кто-то слышит все это произведение. В действительности я, разумеется, имею в виду, что кто-то слышит совершенно другую композицию.

Возможно, мне не обязательно было это объяснять.

Как бы то ни было, сейчас в моей голове снова картина Яна Вермеера.

Хотя, если точнее, то я думаю о предложении, напечатанном мной всего несколько страниц назад, в котором я сказала, что молодая женщина спит в Метрополитен-музее.

Несомненно, что молодая женщина спит в Делфте, который находится в Голландии и в котором писал Ян Вермеер.

Ну, вообще-то его и называют обычно Ян Вермеер Делфтский.

Тем не менее сейчас меня поразило то, что, несомненно, в каком-то смысле молодая женщина все-таки также спит и в Метрополитен-музее.

Если только, по какой-то причине, сама картина уже не в музее, относительно чего можно искренне усомниться.

Даже если бы у меня не было рамы, я бы гвоздями прибила эту картину на место.

Кстати, я никогда не жалела времени, чтобы сделать это. Как бы холодно ни было в тот момент.

Однажды в Национальной галерее я оставила трещину в полотне Карела Фабрициуса, но не настолько большую, чтобы не суметь затереть ее воском и заклеить с обратной стороны.

Но, как бы то ни было, если я могу искренне усомниться в том, что та, другая, картина уже не находится в Метрополитен-музее, то невозможно отрицать тот факт, что молодая женщина спит также и в Метрополитен-музее.

Как невозможно отрицать и тот факт, что на картине Рогира ван дер Вейдена Иисуса снимают с креста на Голгофе, но одновременно его также снимают и на верхнем этаже Прадо, в Мадриде.

Прямо рядом с окнами, которые я вымыла.

Я не вижу никакой возможности опровергнуть какое-либо из этих утверждений. Даже хотя, как я уже говорила, с первым из них, когда я напечатала его раньше, что-то оказалось не так.

Я не намерена беспокоиться об этом, хотя вполне понимаю, как кто-то мог бы об этом беспокоиться.

Ну, возможно, я уже говорила, что на самом деле беспокоюсь.

Хотя я только что съела салат.

Пока я ела салат, я думала о том, как Ван Гог сошел с ума, снова.

Господь всемогущий.