Круглая черепаховая оправа скользила по холодному линолеуму, остановившись прямо перед моими грязными коленями, когда медсестра, наконец, оттащила холодное маленькое тело Мередит от кричащей, истеричной женщины в кресле-каталке, женщины, которой они скоро дадут сильное успокоительное. Я попыталась отвернуться, когда медсестра прошла мимо меня, но я все видела. Я видела, как на полу поблескивают очень дорогие очки моего бывшего мужа. Я видела, как доктор Паттерсон шепотом попросил у медсестры успокоительное.
И я увидела прекрасное маленькое личико моей дочери. Ее темные ресницы. Ее рассыпавшиеся пушистые волосы.
Моя Мередит.
Я рухнула на пол пещеры, дрожа и подтягивая колени к груди.
— Уходи! — услышала я свое рычание.
Мои глаза крепко зажмурились, а щека прижалась к холодной грязи пола пещеры. Эту часть я тоже помнила.
— Карен, пожалуйста, — сказал Барри. Его голос дрожал. Он опустился передо мной на колени, вспомнила я. Он опустился передо мной на колени и раскрыл объятия. — Пожалуйста.
Я услышала, как кресло-каталка заскрежетала по полу, когда женщина, которая была мной, отстранилась от своего мужа.
— Нет, — ответила она. Ее голос был почти визгливым. — Не прикасайся ко мне! Просто уходи!
Я открыла глаза достаточно широко, чтобы увидеть, как плечи Барри вздрогнули, а голова упала на грудь. Мое сердце пронзила острая, пустая боль.
Какая же ты огромная, гребаная идиотка.
Голоса затихли, запах дезинфицирующих средств и детской присыпки постепенно сменился тяжелым запахом горелого в пещере. Больничная палата медленно исчезла, и я осталась одна в огромной давящей темноте, свернувшись калачиком на холодном полу пещеры. Я впихнула кулак в рот, чтобы заставить замолчать мои всхлипы.
***
В конце концов слезы высохли, и мои окоченевшие ноги начали ныть. Я оттолкнулась от земли и потерла ладонями глаза.
— И что теперь? — прошептала я в темноту. Голос вернулся ко мне эхом.
И что теперь? И что теперь? И что теперь?
Я встала и попыталась вернуть себе немного тепла, прежде чем поднять руки и медленно повернуться в темноте. Я ничего не почувствовала. Воздух в пещере был совершенно неподвижен. Во рту у меня появился горький привкус, и я с трудом сглотнула.
В пещере невозможно было судить о времени. Я продвигалась вперед шаркающим шагом, медленно ступая по гладкому наклонному полу, глубоко дыша и стараясь ни о чем не думать. Наверное, я шла уже минут пять. Или пятнадцать. Или пятьдесят.
Постепенно темнота, окутавшая меня, начала рассеиваться. И снова я поняла, что вижу свои пальцы — десять бледных точек, плавающих перед глазами. Мой желудок сжался. Я замерла, чувствуя, как в ушах пульсирует бешеный стук сердца. Что, черт возьми, я увижу на этот раз?
Но я уже знала.
Я и так это знала.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Первое, что я увидела, был пузырек с таблетками. Пустой пузырек из-под таблеток.
Мне следовало выбросить этот пузырек в мусорное ведро. Это было одно из моих многочисленных сожалений в первые дни пребывания в больнице. Мне следовало выбросить пузырек в розовый мусорный бак ванной комнаты вместе с ватными шариками и скомканными бумажными салфетками или закопать его под кофейной гущей в мусорном ведре на кухне.
Но я его не выбросила. Я оставила его на раковине в ванной. Я даже не стала менять колпачок.
— Карен? — Голос Барри разнесся по всему дому.
Он не должен был быть сейчас дома. Он должен был вести свой урок, двухчасовой семинар для старших классов по Чосеру. Это было утро среды в конце марта, и доктор Барри Ричардсон должен был вести свой урок Чосера еще по крайней мере часа полтора.
— Карен?
В его голосе послышались отчаянные нотки., легкий приступ паники. Я медленно обернулась и увидела, что оставила дверь открытой.
Мне следовало закрыть дверь на задний двор.
Я этого не сделала.
Что-то грохнуло позади меня, и я обернулась. Барри уронил портфель с новеньким ноутбуком «Макбук», и тот разбился об пол. Ну, конечно. Когда я вернулась потом домой из больницы, экран его компьютера был треснут. Он всегда был так осторожен со своими вещами. Я так и не узнала, как он разбил экран своего драгоценного ноутбука.
— Карен! — закричал он.
Я последовала за ним, помня, что он сейчас обнаружит.
***
Я не хотела умирать в закрытом помещении.
Несмотря на то, что это был холодный, унылый день, такой серый весенний день, когда слово «лето» звучало как жестокая шутка, мне не хотелось умирать в помещении. Итак, я приняла таблетки и оставила пузырек на раковине. Я открыла дверь на задний двор и не закрыла ее.
И я вышла наружу, чтобы умереть.
Вот она я, мое тело, распростертое на бледно-зеленой траве под яблоней, выглядело странно маленьким в пасмурном свете. Я даже не заметила, что упала лицом вперед. Мое лицо было все в грязи, когда Барри притянул меня к себе. Глаза мои были открыты, из уголка рта вытекала тонкая струйка белой пены.