Любовницы Пикассо

– Думаю, нам нужно провести медовый месяц в Майами, – сказал он, когда мы чокнулись бокалами. – Или ты хотела бы где-то еще? Может быть, в Канаде, в Торонто. Там хорошие рестораны. Или, если мы поженимся в декабре, на Рождество…

До декабря оставалось меньше двух месяцев.

– Если мы поженимся в декабре, то можем покататься на лыжах в Колорадо, – закончил он.

– Как насчет Франции? – спросила я, предвидя его ответ.

Ресторан уже был полон, и нас окружали тихие разговоры, скрип вилок по фарфоровым тарелкам, звон хрустальных бокалов. Я вспоминала о пронзительных звуках в баре отеля Бреннана, о громком смехе, запахе пива и попкорна со сливочным маслом. Джек… Я скучала по Джеку, как никогда не скучала по Уильяму.

Он смерил меня ласковым, терпеливым, понимающим взглядом и потянулся, чтобы взять меня за руку, но я убрала ее.

– Алана, после войны в Европе там повсюду нехватка продуктов. Там сплошной хаос, и туда долго добираться. Мне придется отлучиться из офиса на несколько недель!

Принесли мшисто-зеленый суп в изящной белой супнице с золоченым ободком. Я немного съела, а потом отложила ложку и стала ждать, пока Уильям доест свою порцию.

– Превосходно, – заключил он. – Ты не голодна?

– У меня был сытный ланч, – ответила я.

– Зачем, если ты знала о нашей встрече за ужином? Право же, Алана! Неужели мы снова поссоримся? Я думал, что ты во всем разобралась…

Он тоже отложил ложку, и его обаяние Гэри Гранта куда-то испарилось. Он раскраснелся от раздражения. Такое лицо Уильям никогда не показывал Марти – моей матери.

– Я не хочу ссориться, – сказала я. – Просто я…

– Что? Ты знаешь, что я скучал по тебе. И ты пропустила чудесный вечер у Бишопа. Сильвия спрашивала о тебе – это хороший признак. Думаю, она будет тебе превосходной подругой для ланча и прогулок по магазинам. Она даже поможет тебе подобрать новый гардероб…

Его голос пресекся. Как и я, Уильям не хотел ссоры, но час назад, когда он обнял меня, я прочла в его глазах, какой наряд он предпочел бы видеть на мне сегодня вечером: узкое облегающее платье вместо юбки с поясом, туфли на штрипках вместо простых и удобных лодочек.

– Мне не нужен новый гардероб, – сказала я.

– Тебе он понадобится, – предупредил он. – Алана, я люблю тебя! Ты прекрасно выглядишь в любом наряде. Но я хочу…

Он не закончил фразу и сосредоточился на супе, стараясь не пролить ни капли. Элегантно! Уильям вообще был очень элегантным. Покончив с супом и оставив на донышке ровно столько, сколько нужно, чтобы соблюсти светские приличия, воспрещавшие дочиста выскребывать тарелку, он продолжил рассуждать.

– Джон купил бильярдный стол для комнаты отдыха и встроенный бар. Сильвия притворно пожаловалась, что мальчишки всегда остаются мальчишками, но я видел, что она довольна. Бильярд! Идеально для отдыха и разговоров о том, что происходит с бухгалтерским счетом «Современного искусства».

– С чем?

Мой голос прозвучал слишком громко: несколько человек посмотрели на нас, и Уильям благоразумно откашлялся.

Официант, который только что подошел, чтобы подать оленину, ошарашенно шагнул назад. Я сконфуженно улыбнулась, и он поставил тарелки перед нами.

– У нас новый клиент, – сказал Уильям. – Известный журнал. Они хотят приобрести литературное издание – такое, которое уже давно не показывало прибыли, – и попросили о юридическом представительстве. Разумеется, для нас это небольшой заказ, но интересный экскурс в издательский бизнес. Если все пройдет хорошо, можно будет заняться более крупным проектом. Разве я не упоминал об этом раньше?

Меня подташнивало от запаха. Рядом с мясом и подливкой было выложено картофельное пюре, собранное красивыми завитками. Я была рада тому, что могла спрятать под пюре розовую непрожаренную оленину.

Итак, Уильям собирался стать юридическим представителем «Современного искусства»… Эта новость была как таблетка, застрявшая в пищеводе и заставлявшая кашлять и задыхаться.

– Уильям, это журнал, с которым я работаю.

– Вот как? – Он начал резать оленину. – Тогда все замечательно, правда?

Когда мы познакомились с Уильямом, он заканчивал юридический колледж, а я – диссертацию о Пикассо. Ни у кого из нас не было денег, поэтому по вечерам мы гуляли и разговаривали, держались за руки и мечтали о будущем: о делах, которые он будет вести, о книгах, которые я напишу… Мы могли говорить часами.

Однажды вечером была метель, но мы все равно отправились на прогулку, играя, как дети, на опустевших улицах, перебрасываясь снежками и лепя снеговиков на Бродвее перед небоскребом Эквитабл-билдинг, где светофоры по-прежнему мигали красным и зеленым, регулируя движение отсутствующих автомобилей. Он ловил снежинки языком и пытался целовать меня, пока они не растаяли.

– Думаю, оленина не дожарена. Ты помнишь тот вечер, когда мы лепили снеговиков на Бродвее? – спросила я, гоняя еду вилкой по тарелке.

– Я помню, что ты носила красную лыжную шапку и такие же варежки. Когда снег падал тебе на волосы, я думал, что на свете нет другой такой красивой девушки.

– Мы изменились, – сказала я.

– Разумеется. А ты думала, что этого не случится?