Любовницы Пикассо

В пять утра, когда небо за Эйфелевой башней окрасилось в розовый, Пабло подошел и встал рядом со мной у бортового ограждения, где я переводила дух, любуясь рассветом. Я не знала, где Джеральд. Вечеринка была близка к полной вакханалии, и оставалось лишь надеяться, что все закончится благополучно. Возможно, Джеральд вместе с Коулом уже замышляли новую вечеринку – очередное празднество.

В те дни после Великой войны, но до наступления экономического краха люди перебирались с одной вечеринки на другую. Они постоянно находились в поиске удовольствий, отвлекавших внимание от действительности. Они убегали от чего-то, бежали куда-то, но никто особенно не интересовался, чего они ищут, а чего хотят избежать. Гертруда Стайн назвала нас «потерянным поколением», но мы не ощущали себя потерянными. Мы просто были энергичными и нетерпеливыми.

– Отличная работа, – сказал Пабло, стоявший рядом со мной. – Парижане позеленеют от зависти.

Он оперся о перила, так что, когда палуба баржи качнулась под ногами, рукав его пиджака скользнул по моей обнаженной руке. Стояло зябкое утро, как это бывает в июне, поэтому Пабло снял пиджак и набросил мне на плечи. Мы смотрели, как первые лучи солнца расцвечивают небо богатой палитрой красок.

– Игрушки были вашей идеей, – сказал он, и его уверенный тон покоробил меня.

– Может быть, это была идея Джеральда…

– Нет, ваша. У вашего мужа есть зачатки художника. Но вы не художница, а муза, которая приносит идеи и вдохновение. Вы приносите яблоки, которые рисует Джеральд.

– Для некоторых людей живопись – это не занятие, а образ жизни.

Пикассо взял меня за руку, повернул кисть и поцеловал в середину ладони.

– Вы придете ко мне в студию?

Я собиралась сказать ему, что могу быть музой только для Джеральда, но тут появилась Ольга, возникшая из ниоткуда, словно чертик из коробочки. Она наблюдала за нами, подслушивала нас?

Ольга недобро взглянула на меня, сняла пиджак Пабло с моих плеч и перекинула через руку.

– Нам пора домой, – объявила она, и ее русский акцент прозвучал угрожающе.

Пикассо тихо зарычал, но позволил увести себя прочь.

Однажды у меня была наставница по географии, которая объяснила мне три китайских благословения.

– И проклятия, – добавила она. – Благословение и проклятие часто оказываются одним и тем же.

«Пусть тебе выпадет жить в интересные времена».

Что же, Великая война, безусловно, была интересным временем!

«Пусть тебя заметят важные люди».

Пабло? Для женщины, особенно для счастливой замужней женщины, это легко может обернуться проклятием.

И последнее – «Да обретешь ты то, что ищешь».

Я обрела счастье с Джеральдом. И была исполнена решимости не потерять его.

* * *

– Скоро люди начнут разъезжаться из Парижа, – сказала я Джеральду тем утром. – На летний отдых. Нам нужно сделать то же самое.

Теперь, когда мы больше не рисовали для Дягилева, я гадала, чем заполнить нашу городскую жизнь. Утренняя прогулка в Люксембургском саду, поздний ланч в ресторане «Де Маго», коктейли в кафе «Клозери-де-Лила»… Мы уподобимся предсказуемым эмигрантам, по чьему расписанию можно выставлять часы.

К этому примешивалась атмосфера едва сдерживаемого отчаяния, которую я недавно стала ощущать в Париже. Возможно, дело было в ужасе, который еще не прошел после прошлой войны, или в предчувствии новой. Города концентрируют человеческие эмоции и сплачивают их, словно людей в набитом автобусе. Иногда становится трудно дышать.

А иногда это было не просто подводное течение. Иногда казалось, что отчаяние готово вырваться наружу в виде насилия. Забастовки, демонстрации, марши по парижским бульварам против безработицы и низкого заработка… Париж так и не оправился от войны, и, хотя мирные договоры были подписаны, мир по-прежнему казался отдаленной целью.

Кроме того, были бунты и аресты в Италии и Испании; правые и левые радикалы среди рабочих и студентов кидали друг в друга бутылками и камнями.

– Вот увидите: будет только хуже, – однажды сказал мой сосед мистер Ведора. – Гораздо хуже. В Италии этот безумный Муссолини, в Испании – проклятые генералы. Работа и деньги – люди нуждаются в этом, но жулики из правительства и аристократии им не дают. За что мы сражались? За то, чтобы богатые стали еще богаче?

Мне хотелось уехать из города. Мне хотелось рая, ощущения парящих над головой ангелов и детей, играющих в волнах прибоя, загорелых от яркого солнца и упитанных от свежей рыбы из моря и абрикосов из сада. Мне хотелось быть где-нибудь подальше от Пабло.

– Прованс, – сказала я Джеральду. – Дети выглядят бледными. Ты выглядишь бледным, мой дорогой! – Я обхватила его лицо ладонями и приблизила к себе.

– Разве дебютантки ездят летом в Прованс? – поддразнил он, напоминая о балах моей молодости, о том, что я была представлена ко двору в Лондоне, о скучных и бессмысленных вечерах за игрой в карты или на званом чаепитии. Он спас меня от этого, а я спасла его от заседаний совета и отчетов о прибыли на предприятиях его отца – от рутины делового мира.