Любовное чтиво

– Да, – не задерживается с ответом Слава. – Он был так же бездарен, как и первый. Ладно, чего уж! Рано или поздно мне пришлось бы тебе это сообщить. Ты – бездарность, Иноземцев. То есть ты, возможно, талантлив в другом, но в литературе ты совершенно бездарен. Пишешь, как слышишь. Не способен читать себя со стороны. У тебя нет чувства слова. Ты просто умеешь писать по-русски, как миллионы людей. Но беда в том, что миллион из этих миллионов еще и пытаются стать писателями.

– И тогда ты пригласил к работе над своим проектом Ш.? – уже догадываюсь я.

– Увы! Я не понимал, как далеко это может зайти. Я всего лишь пригласил Ш. в ресторан «Пушкинъ»…

– Намоленное место, – усмехаюсь я.

– Да, там неплохая кухня… Я пригласил Ш. в «Пушкинъ» и сделал ему предложение, от которого сначала он гневно отказался. Он кричал, что он не литературный негр. Он кричал на меня так, что его слышал весь зал. Тогда я напомнил ему, как он приходил ко мне в девяностые годы сдаваться и как не получилось у него работать в массовом жанре. Я сказал ему, что нанимаю его в качестве не обычного негра, а эксклюзивного негра, так сказать, негра- альбиноса.

– И он согласился?

– Не сразу… Но пока Ш. что-то кричал, я нарисовал ручкой на салфетке одно число с шестью нулями. Тут-то он и перестал кричать и крепко задумался… Надо признать к его чести, что думал он довольно долго. Так долго, что я в конце концов намекнул ему, что за время, пока он думает, я нашел бы за такой гонорар сто пятьдесят обычных негров. И тогда он вдруг весь словно просиял. Он сказал мне, что это гениальный проект и что у него есть на этот счет свои мысли.

Тут я, по правде говоря, немного испугался. «Мне не нужны твои мысли, – возразил я. – Мне нужно, чтобы ты просто сделал из рукописи Иноземцева художественный текст. Все остальное – моя забота». Но Ш. уже понесло. Он сказал мне, что я, конечно, крутой издатель, но ни хрена не понимаю в литературных тонкостях. Ему нравится моя идея, но он хочет внести в нее одно существенное дополнение. Он сделает из твоего ничего (так он выразился) великое художественное произведение. Да, великое, не меньше! Я сказал ему, что так не пойдет. Мне не нужно, чтобы он написал другой роман под твоим именем. Мне нужно, чтобы он сделал конфетку из твоего личного, прости, Кеша, дерьма. В этом-то и вся сложность. Понимаешь, если бы твой роман нуждался в обычной редактуре, я бы не стал связываться с Ш. Но тут требовалось писательское искусство.

– Скажи, а по-твоему, Ш. талантлив? – перебиваю его я.

– Да, Кеша, он талантлив. Чертовски талантлив. Он неприятный тип. Он сноб, нарцисс. Но дьявольски талантливый писатель.

– В чем была мысль Ш.?

– Да, это была мысль на миллион! На тот самый, кстати, миллион, что я ему предложил. Ш. сказал, что он давно размышляет над этим. В графоманских текстах есть невероятная внутренняя энергия, но сами графоманы не могут выпустить ее наружу, потому что не способны видеть свои тексты со стороны. Это внутренняя энергия чистой, наивной и трогательной влюбленности в свои слова, которые они расставляют, как им кажется, в прекрасном порядке. И вот если мастер попытается с этим что-то сделать, не трогая сути, не трогая даже стиля, но внося в это суровый дух мастерства… В общем, он долго мне что-то объяснял. Я половины не понял. Но понял одно: Ш. загорелся проектом. И это была катастрофа.

– Катастрофа? Почему?

– Да потому что Ш. забрал твою рукопись, а через два месяца принес мне шедевр. Понимаешь, шедевр! Это было гораздо круче даже того, что он пишет сам. Это был невероятный прорыв, совершенно новое явление в литературе!

– Сам Ш. это понимал?

– Понимал. И еще и он, и я понимали, что третьим за нашим столом в «Пушкине» сидел дьявол. Мне кажется, он даже не уходил из ресторана с тех пор, как мы встречались там с Игорем.

– И что было дальше?

– Дальше? Дальше, старик, началось именно то, что я предчувствовал, когда Ш. напугал меня слишком ретивым отношением к своей задаче. Дальше не пришлось никого нанимать, подкупать. Твои книги пошли на ура. Их стали переводить, экранизировать….

– Ты опять мне врешь! – говорю я. – Ты присылал мне отчет о продажах моих книг. Лучше всего расходилась первая.

– Ни хрена она не расходилась, – с грустным видом возражает Слава. – Из пятисот экземпляров триста до сих пор лежат на складе. Хочешь, подарю на память? Это липовый отчет. И все твои роялти за первый роман липовые. Это деньги не читателей, а Игоря.

– Зачем Игорю это было надо?

– Чтобы обеспечить душевный комфорт единственного и самого дорогого для него твоего читателя.

– А он не понимал, что это подло по отношению ко мне?! – кричу я. – А ты этого не понимал?! Друзья!

– Прости, Кешенька! – с искренним сожалением в голосе говорит Игумнов. – Игорь любил Дашку больше всего на свете. Ради нее он был готов на все. Бросить поэзию. Заниматься бизнесом. Оплачивать твою славу. Только бы ей было хорошо. А я? Я в какой-то момент понял, что запутался. Но выбраться из этой ситуации уже нельзя…