Любовное чтиво

Я с изумлением смотрю на Дашу… Я недооценивал эту женщину!

Со второго этажа раздается противный голосок Вики:

– Даша! Ведь я тебя просила!

Срываюсь с места и бегу на второй этаж. Вика заперлась в комнате на ключ.

– Открывай! – кричу я. – Открывай, или я выломаю дверь!

Слышу поворот ключа в замке. Выжидаю две минуты, чтобы выровнять дыхание.

Она сидит в кресле, укутавшись пледом.

– Пошел вон!

Сажусь с ней рядом на корточки, как в тот день, когда она впервые пришла ко мне и заснула на моем диване.

– Просто скажи мне, что ты еще ничего окончательно не решила.

– Решила! Этого не будет!

– Тогда, по крайней мере, выслушай меня. Ты, девочка, мстила не мне. Ты мстила своей матери за Игоря. И еще – себе за то, что он погиб. Но я через Игумнова навел справки. Игорь не покончил с собой. Игорь не мог этого сделать, потому что слишком любил тебя и Дашу. В машине просто отказали тормоза.

– Этого не будет, – повторяет Вика.

Даша с Лизой провожают меня через лес к трамвайной остановке. Даша хотела вызвать такси, но я отказался. Заказывать билет на самолет тоже отказался. Мне нужно привыкать к недорогому общественному транспорту. К простым людям.

– Может, заберешь Лизу с собой? – спрашивает Даша. – Она нас тут с Викой с ума свела! Вот уж кто тебя любит!

– Да, – говорю я. – Но это меня не утешает.

Когда подходит трамвай, Даша просит пропустить его и подождать следующего.

– Зачем?

Однако – пропускаю.

– Скажи, а у тебя есть дубликат ключей от твоей квартиры?

– Допустим, есть, – удивленно говорю я. – А что такое?

– Оставь мне свои ключи.

Смотрю Даше прямо в глаза. Это глаза Вики.

– Это то, что я сейчас подумал?

– А что ты сейчас подумал? – смеется Даша.

До Москвы добираюсь на электричках зайцем. Несколько раз меня высаживают контролеры, но почему-то мне это по кайфу. Никогда в жизни не путешествовал с таким азартом и удовольствием. Забираю у соседей запасные ключи, пытаюсь открыть дверь, но она заперта изнутри. Мое сердце подпрыгивает, а затем плавно спускается вниз, как на парашюте…

– Открывай! – кричу. – Или я сломаю дверь!

Вика сидит на диване в маминой ночнушке в своей классической позе, поджав коленки к голове и положив на них подбородок. Читает любовный роман.

– Что у нас сегодня? – спрашиваю. – Султан, горец, голубой ковбой? Нельзя ли что-нибудь новенькое?

– Роман про инцест, – говорит Вика. – Дочь мстила отцу за унижение матери и затащила его в постель.

– Я в восторге!

Жизнь прекрасна

Раньше я не понимал, до какой же степени медленно, словно улитка вверх по стволу дерева, ползла моя судьба после того, как я получил травму и потерял половину своей памяти. Хотя, возможно, в этом и заключалась магия моей прозы, которую уловил Ш. Читая мои (или Ш.) романы, читатели как бы выпадали из привычного темпа времени, и это, наверное, имело даже какой-то психотерапевтический эффект… Но с появлением в моей жизни Вики все изменилось.

Начало 2011 года было таким же сумасшедшим, как и вторая половина 2010-го. За несколько дней я приобрел дочь и потерял дочь. Я приобрел любимую женщину, и потерял, и снова приобрел. Но когда я сказал об этом Вике, она возмутилась: «Я не вещь и не собака, чтобы меня приобретать, терять и снова приобретать! Что за сексизм, папик?» Эта мерзавка продолжает называть меня папиком. Но я не бунтую. Папик так папик.

В феврале Максиму исполнилось восемнадцать лет, и мы с Тамарой пошли разводиться.

Работница загса удивленно посмотрела на круглый живот Тамары и попросила меня выйти на минутку из кабинета. Я вышел, но дверь закрыл не до конца.

– Гражданочка! Вы не хотите дождаться родов, чтобы заодно подать на алименты? Мы, женщины, такие доверчивые! Все мужики при разводе говорят одно, но потом получается совсем другое.

– Это не его ребенок, – отвечает Тамара.

– А чей же тогда? Впрочем, да, простите!

Работница вздыхает и приглашает меня в кабинет.

В начале апреля мы провожали Максима в армию.

На сборный пункт пришли я и Тамара под руку с Сергеем Петровичем. Мы с ним церемонно раскланялись, но руки ему я не подал. Вот еще! Спал с моей женой! Так сказать, по-соседски!

Максим, худой, коротко остриженный и оттого совсем не похожий на себя прежнего, выглядел трогательно и немного жалко. Мы с Тамарой не сговариваясь даже пустили слезу. Сергей Петрович хотел было сказать ему напутствие в своем духе, но Максим демонстративно отвернулся от него и подошел ко мне. Молодец, сын!

Я никаких напутствий давать не стал. Я обнял его, положил руку на его умную бритую голову и сказал:

– Прости меня, если можешь!

Максим покраснел.

– Проехали, пап! Береги Вику!

И тут примчалась сама Вика. А ведь я просил ее! Бросилась моему сыну на шею и тоже заплакала.

– Прости! Прости! – шептала она.

На нас уже неодобрительно посматривал прапорщик, новобранцы посмеивались и шушукались между собой …

– Эй, хватит! – сказал Максим. – Устроили здесь Прощеное воскресенье!