Любовное кружево

Направляясь к ней, Гиффорду пришлось пропустить большую группу людей, покидающих отель. Он видел, как взволнованно оглядывается девушка, не находя его глазами, и поспешил подойти.

— Ой! — воскликнула она, просветлев лицом. — А я уж думала, вдруг вы ждете нас у подъезда. По крайней мере, так считала миссис Морнингтон. Прошу прощения за опоздание, но у нас дома возникла небольшая проблема…

— Ничего страшного, я надеюсь? А где миссис Морнингтон?

— Мне очень жаль, но, боюсь, она не сможет прийти. Нет-нет, с ней все в порядке. Неприятность случилась с бедняжкой Дэнверс: она упала с лестницы! Похоже, она полезла достать какой-то ящик с верхней полки шкафа, потеряла равновесие и упала, сильно повредив колено. Тетушка послала за нашим домашним доктором, который сказал, что Дэнверс, которая по весу отнюдь не цыпленок, еще и ударилась головой, но все кости целы. Как бы то ни было, он прописал постельный режим. Миссис Морнингтон, несмотря на ее бурные протесты, отказалась оставлять ее дома одну. Я пыталась вам позвонить, — добавила Оливия, — но никто не отвечал.

— Моя домоправительница тоже получила выходной. Но вы же не хотите сказать, что собирались бросить меня ужинать в гордом одиночестве?

— Нет, я просто хотела сообщить, что могу опоздать, к тому же движение на улицах сейчас просто ужасное.

— Ничего страшного. Вы здесь, и мисс Дэнверс пострадала явно не смертельно. — Гиффорд почувствовал прилив бодрости, какого давно уже не испытывал. Она была рядом, и все глупости относительно того, что он сможет обойтись без нее, моментально улетучились.

Спустя несколько минут они устроились за своим столиком и заказали аперитив. Слегка сведя брови, Гиффорд посмотрел на свою спутницу:

— У вас сейчас много работы?

— Просто жуть!

— А вам удается отдыхать? — продолжил он, заметив темные круги у нее под глазами, хотя Оливия, собираясь на ужин, тщательно старалась скрыть макияжем предательские знаки усталости.

— Я рано ложусь спать, — ответила она. — У нас были очень напряженные репетиции…

— Вы готовите что-то новенькое?

— Нет-нет. Просто на следующей неделе мы повторяем «Очарование», как вы знаете, и мистер Дуброски хочет внести кое-какие изменения.

— Зачем? По-моему, это совершенство!

— Ах, он стремится к сверхсовершенству! Не думаю, что он когда-нибудь остановится. Впрочем, я уверена, — добавила она торопливо, — если нашему искусству не отдаваться целиком и полностью, то лучше не заниматься им вовсе.

— Хм… Похоже, у этого человека замашки рабовладельца!

— Он не жалеет себя и терпеть не может прохладного отношения к работе у других. Он действительно шлифует каждое наше движение, каждый жест…

Каждый раз, когда подступала усталость, постоянные требования Дуброски «повторить снова», напоминания о том, что она способна на большее, — в целом справедливые, — вызывали у Оливии приступы депрессии. В присутствии балетмейстера энергия его личности еще давала возможность выполнять его приказания; но стоило оказаться вдали от него, как сейчас, и определение «рабовладелец» оказывалось совсем не таким уж далеким от истины.

— Понимаете, я должна быть ему бесконечно благодарна, — честно призналась Оливия, — что он проявил интерес к моему танцу и позволил так быстро вернуться на большую сцену.

Ее фраза только укрепила неприязнь Гиффорда к этому человеку.

— Мне казалось, что вы совсем неплохо танцевали задолго до того, как встретились с ним, — заметил доктор. — Хотя я читал недавно его интервью, где он называет вас своим открытием. Я с этим абсолютно не согласен. Вы способны достичь всего, что хотите, и без помощи этого маленького тирана, изматывающего вас донельзя.

— Он же выбрал меня танцевать в его балете, — рассмеялась Оливия. — Но главный архитектор моего успеха — вы, — добавила она просто.

Архитектор того здания, в котором она скроется от него навсегда. Строитель темницы, краеугольный камень в основание которой он заложил сам в тот момент, когда впервые взглянул в трагические глаза этой беспомощной девушки, подавая упавшую трость. Нет сомнений — именно тогда он и влюбился. Несмотря на то, что всегда самым решительным образом утверждал: любовь с первого взгляда — настоящая любовь, а не простое физическое влечение — практически не существует.

Сейчас, глядя на нее, чувствуя ее всеми фибрами своей души, Гиффорд понимал, что готов пожертвовать всем, лишь бы оградить ее от малейших неприятностей.

— Это правда, — повторила Оливия, неверно истолковав его молчание. — Как я говорила Дуброски, вы тот, благодаря которому все это стало возможным.

Гиффорд не был настроен развивать эту тему, но не удержался от одного-единственного вопроса:

— И, несмотря на всю вашу тяжелую работу, вы по-прежнему уверены, что танец — это самое главное в вашей жизни?

Если в подсознании Оливии и мелькнула какая-то тень сомнения, то даже она осталась незамеченной. Время для этого еще не наступило.