Любовное письмо короля Георга

— У меня есть крохотные охотничьи угодья. Годю — неисправимые браконьеры. Несколько раз по моим указаниям их брали с поличным и штрафовали. И вот сегодня, коль скоро им нужно кого-то обвинить, чтобы выпутаться самим, негодяи решили отомстить.

— Как вы говорите, это только предположение... Но зачем им понадобилось это убийство?

— Приятия не имею.

— Как вы думаете, что могли украсть из ящика стола?

— Не знаю, господин судья. Мой друг Вошрель, что бы там ни говорили, вовсе не был богат. Все свои небольшие сбережения он хранил у биржевого маклера и ничего не держал в доме.

— Может, у него были какие-то ценные вещи?

— Ни одной.

— А книги?

— Далеко не сокровища, как вы сами можете убедиться. И Вошреля это очень огорчало. Он мечтал купить редкие, старинные издания. Но, увы, средств не хватало.

— Господин Вошрель никогда не разговаривал с вами о братьях Годю?

— Ни разу. Как бы мне ни хотелось отомстить за гибель своего несчастного друга, напраслину возводить не стану.

Допрос продолжался. Следователь забросал братьев каверзными вопросами. Но в конечном счете результат оказался мизерным. Выяснив несколько второстепенных деталей, служители закона поехали в Фонтин.

Дом господина Лебока, расположенный на самой окраине, был не больше жилья его покойного друга. Сад окружал крепкий высокий забор. Сквозь решетку ворот виднелся выбеленный известью кирпичный домик, а перед ним — небольшой круглый газон. Как и в «Хижине», расстояние от ворот до дома — не больше пятнадцати метров.

Судебный следователь попросил господина Лебока сесть так, как он сидел в день убийства. Тот уселся у окна, положив на колени книгу, и закурил трубку.

И тут тоже ошибиться невозможно — любой прохожий, кинув взгляд в сторону дома, должен был отчетливо увидеть господина Лебока. Все пятеро свидетелей — крестьяне и лавочники Фонтина — подтвердили прежние показания. Таким образом не осталось никаких сомнений, что господин Лебок с часу до четырех сидел дома, и это так же верно, как то, что сейчас он сидит у окна на глазах у стражей закона.

Те не могли скрыть растерянности, и когда Бешу представил судебному следователю своего друга Барнетта, назвав его на редкость проницательным детективом, господин Формери не смог сдержать беспокойства.

— Очень запутанная история, правда, сударь?

— Да, что вы об этом думаете? — поддержал Бешу, знаком напомнив Барнетту обещание вести себя вежливо.

Джим Барнетт до сих пор не проронил ни слова, и все расспросы Бешу оставались тщетными. Детектив лишь покачивал головой.

— Вы правы, господин судебный следователь, очень запутанная история,— с самым любезным видом отозвался он.

— Понимаете, противники — в совершенно одинаковом положении. С одной стороны, у нас есть алиби господина Лебока. То, что он не выходил во второй половине дня, представляется совершенно бесспорным. Но, с другой стороны, и рассказ братьев Годю звучит правдиво.

— Да, в самом деле. Но либо тот, либо другие несомненно разыгрывают отвратительную комедию. Вопрос в том, кто именно. Неужто невиновность на стороне этих Годю, подозрительных субъектов с грубыми, разбойничьими физиономиями? Неужто преступление совершил этот господин Лебок, чье лицо дышит покоем и простодушием? Или же облик действующих лиц драмы вполне соответствует роли, то есть господин Лебок чист, а братья Годю виновны?

— Короче говоря,— удовлетворенно заметил господин Формери,— вы продвинулись не больше нашего.

— О, напротив, гораздо больше,— улыбнулся Джим Барнетт.

Господин Формери закусил губы.

— В таком случае, поделитесь с нами своими открытиями.

— Когда настанет время — не премину. А пока я лишь попрошу вас, господин судебный следователь, вызвать нового свидетеля.

— Нового свидетеля?

— Да.

— Его имя? Адрес? — спросил сбитый с толку господин Формери.

— Я не знаю.

— А? Что вы говорите?

Господин Формери начал подумывать, уж не издевается ли над ним этот «проницательный детектив». Бешу сильно встревожился.

Наконец Джим Барнетт нагнулся к следователю и, указав пальцем на господина Лебока, продолжавшего добросовестно курить у окна в пятнадцати шагах от них, доверительно шепнул:

— В потайном кармашке бумажника господина Лебока лежит визитная карточка, пробитая четырьмя отверстиями, расположенными в форме ромба. Там мы найдем и имя, и адрес.

Это несуразное сообщение окончательно выбило месье Формери из колеи, но инспектор Бешу не стал раздумывать. Без всякого объяснения причин он потребовал у господина Лебока бумажник, вытащил из него визитную карточку с четырьмя отверстиями и прочел: мисс Элизабет Ловендейл, а ниже голубым карандашом было дописано от руки: «Гранд отель Вандом, Париж».

Слуги закона ошарашенно переглянулись. Бешу сиял от удовольствия.

— Боже мой! А я-то ее искал вместе со своим бедным другом Вошрелем!— воскликнул Лебок, не испытывавший, по-видимому, ни малейшего смущения.

— Зачем же он искал эту карточку?

— Ну, уж это вы слишком многого от меня хотите, господин судья. Наверное, ему нужен был адрес...

— А эти четыре дырочки?