А тут — что получилось — решили ехать: шофер, Буся, Вася, жена, и вот оказалось — одно место пропадает. И чтобы оно все-таки не пропадало — жалко же — он и спросил ее осторожненько про желание рыбалки. Нет, надо что-то делать!
Она встала, зажгла свет, достала из бара коньячную бутылку, плеснула себе в рюмку — чуть-чуть успокоиться.
И потом — если все в машине уже занято, так ты сам останься, а ее посади. Или тогда уж — все, путешествие отменяется, мест нет. Остался бы в Москве. А то зачастил в эту деревню, повадился. Даже Людочка заметила. На майские был, в июне — на выходные ездил. В июле тоже был. Теперь вот в августе.
Она снова легла и закрыла глаза. Но сон не шел.
Интересно, эта Жанна — какая она, никак не вспомнить. Вася же приводил ее на юбилей Буси, народу было много. Или это была тогда не она, а еще пятая жена? Или даже четвертая? Или все-таки четвертой была Лариса — они еще вместе в Крым ездили — лет двенадцать назад. Или Лариса была третья? Марина Павловна с точностью вспомнила, что одна из Васиных жен работала в отделе заказов гастронома в доме на Котельнической — это было еще при советской власти — и таскала оттуда всякую дефицитную вкуснятину — язык, вырезку, икру, семгу, растворимый кофе. Им с Бусей тоже от ее щедрот перепадало. Но это было так давно, так что, наверное, это была его вторая или даже первая жена.
А с другой стороны, если б эта Жанна была какая-нибудь этакая, эффектная, хорошенькая или просто обаятельная, Марина Павловна бы ее запомнила. Ну хоть что-то — рост, очертания фигуры, цвет волос, возраст… Сколько ей лет-то? Тридцать? Сорок? Сорок пять? Или все пятьдесят, как Марине Павловне?
От напряжения она снова села. Включила свет, чтобы не оставаться в темноте. Впрочем, уже начало светать.
А откуда сам Барсук ее откопал? Кажется, они вместе работали в строительной фирме. Значит, она женщина-строитель. Ну, монтажница там, высотница… Нет, теперь она ясно вспомнила: Буся не так давно говорил, что надо их полуразрушенную квартиру перед ремонтом показать этой Жанне — она-де прекрасный дизайнер.
Марина Павловна недовольно нахмурилась: интересно, откуда он узнал, какой она дизайнер? Он что, на объекты с ней выезжал?
— Она раньше работала с Васей в проектном институте, а потом переквалифицировалась в дизайнеры, — объяснил он ей тогда.
Так-так. Значит, она закончила институт — было ей года 22–23. Потом успела поработать в проектном институте, накинем еще годков 5–6, итого 28–29, а потом — дизайнером — лет этак 5–6. Всего получилось 34–35 лет. Самый прекрасный возраст. Женщина уже поумнела, она с самооценкой, самостоятельная, чурается вывертов. А с другой стороны — еще молодая — ни морщин, ни обвислых щек, ни жировых складок на животе.
Это открытие подкинуло ее на месте. Она заторопилась к бару и еще налила себе полную рюмку — всем назло. Вот — кураж еще есть, есть молодая злость. Да и коньяк, между прочим, совсем не вредная вещь — он расширяет сосуды, греет сердце и успокаивает взвинченные нервы. Бусе один врач-кардиолог так и говорил:
— А на ночь — рюмку коньячку: грамм пятьдесят. Для здоровья. И полный порядок.
А может быть, Буся уже показывал ей квартиру, пока Марины Павловны не было дома, советовался, обсуждал — вот уже и общее дело. А что нужно для сближения людей? Оно и нужно: общее умонастроение, единонаправленная энергия. Да-да, человек уже в достаточной мере изучен: хочешь с кем сойтись, так найди общее поле деятельности.
Интересно, а что эта Жанна подумала о Марине Павловне, когда увидела этот разор в доме — облезлые полы, стены, рухлядь, кипы книг на полу… Он же ведь не стал ей, наверное, рассказывать, как долго они жили в бедности — и ей, доценту, и ему, профессору, платили-то копейки! Как она о Брехте писала, о Борхесе, о Дюрренматте, а все в безгонорарные издания ушло. Как потом Борис Михайлович получил грант, поездил по западным университетам и чуть-чуть разбогател, и они тут же вложили все в банк Чара, а он возьми да лопни. Да еще тут и Бусина старуха-мать жила, целую комнату занимала.
— Так что, милая Жанна, не было у нас возможности ремонтами-то заниматься, — сказала Марина Павловна вслух. — Только сейчас более или менее на ноги встали. Мать Бориса Михайловича лишь шесть месяцев тому назад к праотцам отошла, а так — все тут лежала: не поштукатуришь при ней, полы не полачишь! И Борис Михайлович только год как на фирму устроился консультантом, машину ему выделили персональную, деньги стали платить приличные. А так жизнь наша трудная была. Не то чтобы на готовенькое!