Действительно, зима в том году выдалась такая лютая, что в некоторых кварталах вырубалось электричество, птицы падали замертво, таксисты замерзали насмерть, как некогда ямщики в степи. И все Переделкино — писательский городок с оседающими щелястыми стенами, обветшалыми кровлями и допотопными батареями рисковал вот-вот сгинуть во мраке и холоде.
Каждый спасался как мог: кто растапливал камин, таская дрова, кто, как я, устраивал дополнительные батареи из бутылок с кипятком, везде горели рефлекторы и духовки, угрожающе мигали лампочки, выскакивали то и дело электропробки, а насельники расхаживали по дому в валенках, счастливо купленных на Одинцовском рынке, свитерах и пледах.
То ли от холодов и сквозняков, то ли от таскания дров начинало ломить спину — прокатилась волна радикулитов, прострелов — все охали и стенали и, встречаясь в сельском магазинчике, укутанные, как французы во время их позорного бегства из Москвы, почти хвастаясь своей стойкостью и смекалкой, делились опытом борьбы и невзгод.
И вот по поселку пронеслась весть, что есть некий чудодейственный врач-костоправ — между прочим, врач уже во втором поколении, очень известный, по фамилии Касьян, и он так мастерски знает свое дело, что может и лежачего поставить на ноги за один сеанс — стащит его, почти уже парализованного, с кровати на пол, помнет, поломает, помассирует, да хотя бы и побьет, а потом так крепко сожмет, что у больного тут же все становится на свои места, и тот тут же начинает двигаться, ходить, приседать — да что угодно! Единственное, что для закрепления эффекта может потребоваться второй сеанс, но это если случай особо тяжелый. Нет, ну конечно, за эти один-два сеанса он только на ноги поставит лежачего, а если ты хочешь совершенствовать свое здоровье, то тебе нужен курс, а потом повторный, и вообще это необходимо проделывать регулярно, но это, повторяю, для тех, кто уж ищет полного совершенства.
И еще, что необходимо усвоить в этом деле раз и навсегда: здесь надобно хорошенечко потерпеть, поскольку методы его весьма и весьма болезненны. Ну, если честно сказать, просто — гестапо, подвалы НКВД! Такая боль, когда он вкладывает тебе между позвонками свои персты, что хочется уже даже не кричать, не стонать, а, чуть пискнув, просто изойти в безмолвии предсмертной гримасой жертвы. А уж когда он после этого начинает жать на сам воспаленный позвонок, тут уже начинаются даже сладостные какие-то галлюцинации, почти блаженство, как бы в предвкушении скорейшего избавления и кончины…
А надо потерпеть! Потому что, оказывается, все наши болезни от позвоночника. От костяка. Ибо если кости у нас расположены неправильно, то есть вся опорно-двигательная основа нарушена — как-то там смещена или деформирована, то и все остальное тоже повреждено — система кровообращения, пищеварения, мочеиспускания, да все, все! А эта опорно-двигательная система на самом деле нарушена у всех, буквально у всех — у кого-то, как выясняется, была родовая травма, у кого-то на поверку оказывается одна нога короче другой, а у кого-то ребра слева длиннее, чем ребра справа. Поэтому все мы, люди, на взгляд такого уникального специалиста, — сплошные перекошенные уродцы. А после его сеанса сразу все становится на свои места, и даже цвет лица улучшается, и депрессия проходит, но только очень, очень это больно…
И такой врач выезжал к нам той зимой в Переделкино на своей «тойоте камри», ставил нас на ноги, да еще и просвещал, все разъясняя об индивидуальном устроении организма.
И вот моя соседка по Переделкино Катюша, страдавшая от сильнейшего радикулита, полулежа на диване в гостиной в окружении рефлекторов, в тот вечер ждала к себе этого знаменитого доктора. Муж ее сказал ей, что он с ним твердо договорился и тот непременно приедет. Она перебирала в уме все сказанное ей о его методах и очень боялась, потому что она была очень трепетная, а ей и так было невыносимо болезненно каждое шевеление. На ней было три свитера, красный шарф поперек поясницы и шерстяная накидка, в которую она была замотана до самого подбородка.
Муж ее, условившись с врачом на семь вечера, открыл для него ворота, оставил незапертой дверь, чтобы Катюше не надо было ползти к двери, и еще днем уехал по своим делам в Москву.
А как раз в это время мой друг Андрюша Витте въезжал на своем автомобильчике в городок писателей. По старой памяти он вписался в поворот по основной дороге, проехал несколько дач, оставшихся по левую руку от него, и повернул в открытые ворота. Выйдя из машины, он поразился этой морозной свежей тишине, спокойному, как бы спящему небу, сверкающему снегу, слюдяному воздуху, какой-то всемирной первозданной чистоте природы, в которой от холода впадают в спячку все греховные страсти, и, подняв воротник меховой куртки, в несколько прыжков оказался на крыльце, толкнул дверь и вошел в дом.
— Я так вас жду! — раздался милый женский голос, и Андрюша увидел на диване полулежащую темноволосую молодую женщину, закрытую до подбородка платками. — Я так страдаю! Вы — Касьян?