Читаем Любовные драмы русских писателей полностью

Таинственный «С.Ф.» писал: «Честный, благородный человек пожил довольно на свете; видел много, много хорошего и много дурного; сердце его потрясалось при виде несправедливости, ум ужасался при виде нелепостей, в голове его набралось много опытов, много замечаний, много анекдотов: как бы хорошо все это передать другим людям!

Но как связать между собою избранные материалы?

Написать нравственный трактат для всякого, хотя и умного в частной жизни человека, дело нелегкое: оно требует познаний, а учиться уже некогда; к тому же такое сочинение подвергается строгой критике, – а между тем очень жаль бросить все, что набралось в продолжение долгой и деятельной жизни.

Что ж делает наш умный человек?

Он берет первое романическое происшествие, пришедшее ему в голову, и все свои мысли и наблюдения вклеивает, как заплатки, в свое произведение; навязывает свои мысли лицам, выведенным на сцену; кстати и некстати рассказывает анекдоты, ему известные. Все это может быть очень любопытно; но мы не думаем, чтобы таким способом можно было написать хороший роман, и в этом сошлемся на самих сочинителей: многие из них откровенно признаются, что пишут роман для того только, чтобы описать такую-то страну, такой-то век; немногие имеют притязание собственно на авторство!

Цель ваша прекрасна, даже до некоторой степени полезна, особенно для вас: ибо заставляет вас отдавать себе отчет в своих мыслях; но таким образом нельзя произвести живого органического произведения, каким должен быть роман: ибо для романа нужно – знаете ли что? – нужно немножко поэзии».

Так, давайте окинем критическим взором когорту наших лучших романистов. Насколько они близки к поэзии? Да и посмотрим, что же требует от них автор?

«С.Ф» уверен: «Романисту-поэту предмет романа является неожиданно, сомнамбулически; он преследует его, мучит его, как живой человек; когда поэт пишет – он пишет, забывая о самом себе, он живет в лицах, им созданных, самые его собственные мысли, незаметно для него самого, сливаются с лицами, им выводимыми на сцену».

И требует ответа на вопрос: «Так ли вы писали? Вспомните хорошенько: вы садились за тетрадь в свободное от дел время, вы искали не слов для своего лица, но лиц для ваших слов; для того, чтоб поместить хорошую (отдельно) мысль, вы выдумывали происшествие; вы хоть насильно, но заставляли вашего героя высказывать то, что вам хотелось, хотя бы он по законам искусства и не должен был говорить о том; ваш герой – ваш раб: вы не уважаете его характера, вы уважаете лишь свои собственные опыты, свои наблюдения.

От этого что происходит?

Живое действует живым образом: самые отвлеченные мысли – когда они срослись с созданным лицом, когда составляют его собственность – интересуют всякого читателя и производят сильное действие, и вот вам пример: в Дон Кихоте вы найдете глубокие, даже отвлеченные мысли, которые, если бы отделить от этого лица, были бы сухи и недоступны для большей части читателей; но эти мысли естественно принадлежат лицам, выведенным на сцену: оттого эти мысли, даже апофегмы, не скучны, но понятны всякому, проходят в душу и производят свое впечатление.

Но с романами, о которых мы говорим, происходит совсем другое.

Знаете ли, как большая часть читателей читает ваши романы?

Они перескакивают через самые ваши дорогие мысли, опыты и наблюдения и ищут в вашем романе именно того, что вам казалось второстепенным, т.е. романа.

Не говорите, что ваши лица не суть произведения фантазии, что они должны быть истинны, ибо списаны вами с природы со всею точностью: тем хуже!

Ваши описания верны и прекрасны, как могут быть верны и прекрасны хорошо нарисованные котлеты и другие съестные припасы фламандской школы!»

То есть поэзии нет – нет и романа. Имеется в виду не только поэзия слова, поэзия изображения, но и поэзия образов… А потому и совет дан:

«Пишите просто собственные записки, не гоняясь за фантазиею и не называя их романом: тогда ваша книга будет иметь интерес всякой летописи, и произойдет еще та выгода, что вас будут читать люди не с намерением читать роман: ибо такое расположение духа в читателе гибельно для всего того, что вы почитаете лучшим в своем сочинении.

Не обманывайтесь даже успехами: читатели ищут в ваших романах намеков на собственные имена, когда не ищут романа; иному и понравится какая-нибудь отдельная мысль, с натуры снятый характер; но вообще ваш роман для него, как и для всякого, вял, длинен, скучен, как могли бы быть вялы слова механической куклы в сравнении со словами живого человека».

Итак, «С.Ф.» высказал твердую убежденность – если автор далек от поэзии, он никогда не сможет написать роман.

Так давайте же посмотрим, насколько близки к поэзии наши выдающиеся романисты XIX века? Берем самые громкие имена… Иван Сергеевич Тургенев. Безусловно, поэт. Сколько стихотворений, сколько великолепных посвящений! А стихотворения в прозе! Шедевры мирового значения.

Иван Алексеевич Бунин! Сам по себе роман «Жизнь Арсеньева» – поэзия. А «Темные аллеи». Но мы все же говорим о стихах. Стихов у Бунина множество, и стихов великолепных.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное