Читатель-философ! Если ты хоть на миг поставишь себя в моё положение, если ты проникнешься теми страданиями, кои выпали мне в течение пятнадцати месяцев, если подумаешь об опасностях, подстерегавших меня на свинцовой крыше, где малейшее неловкое движение грозило потерею жизни, наконец, если возьмёшь в соображение, что у меня оставалось всего несколько часов на преодоление возраставших с каждым шагом трудностей и что при вполне вероятной неудаче ожидало меня усугубление жестокости неправедного трибуната, тогда то признание, каковое хочу я сделать тебе во всей чистоте истины, не может унизить меня в твоих глазах.
Колокол Св.Марка, пробивший как раз полночь, был тою силою, которая подобно сокрушительному толчку пробудила мой разум и заставила выйти из угнетавшей мой разум нерешительности, Я вспомнил, что в наступающий день празднуют всех святых, а значит, и моего небесного покровителя, буде у меня есть таковой. Но, должен признаться, куда более подбодрило меня земное предсказание любезного моего Ариосто: Fra il fin d'ottobre e il capo di novembre.[10]
Звук колокола показался мне говорящим талисманом, который призывал меня к действию и обещал победу. Улёгшись на живот и свесившись над решёткой, просунул я свою пику под оконницу, стараясь выломать её целиком. Через четверть часа цель была достигнута, и неповреждённая решётка оказалась в моих руках. Окно я разбил без всяких затруднений, хотя и поранил до крови левую руку.
С помощью моей пики я вновь забрался на конёк крыши и возвратился к тому месту, где оставил своего сотоварища. Он был в яростном отчаянии и осыпал меня самыми последними ругательствами за то, что я так надолго бросил его. Он ждал лишь семи часов, дабы вернуться в тюрьму.
— А обо мне вы подумали?
— Я полагал, что вы свалились с высоты.
— И вместо радости видеть меня встречаете проклятиями?
— Что вы так долго делали?
— Идите за мною и увидите.
Взяв свои свёртки, я направился к слуховому окну, и когда мы приползли туда, рассказал Бальби о сделанных мною розысках, спросив при этом его мнение о том, как лучше всего забраться внутрь чердака. Сие не представляло трудности для одного из двоих, ибо другой мог спустить его на верёвке, но непонятно, что оставалось потом делать первому. Поелику мы не знали, сколь велико расстояние от окна до пола, легко было переломать руки и ноги. На это спокойное моё рассуждение, выраженное самым дружественным тоном, сей скот ответствовал: “Спускайте сначала меня, а потом у вас будет время придумать, как быть дальше”.
Признаюсь, первым моим побуждением было вонзить в него пику, но, благодаря доброму моему гению, я удержался и не обратил к нему ни слова упрёка. Вместо того достал я из свёртка верёвку и, подвязав его подмышки, спустил вниз до крыши слухового окна. Потом велел влезть в оное по пояс, а за сим спустился туда же и сам. Лёжа на слуховом окне и крепко держа верёвку, я опустил монаха на пол чердака. Расстояние до него оказалось футов пятьдесят, и было бы безрассудно рисковать, прыгая с такой высоты.
Не зная, на что решиться, и надеясь лишь на вдохновение, я снова вскарабкался до конька крыши и, заметив оттуда место, которое ещё не осматривал, направился к нему. Это была площадка возле большого слухового окна, недавно перекрытая новыми свинцовыми листами. Здесь же стоял таз с застывшей штукатуркой и достаточно длинная лестница, по которой можно было бы спуститься мне к своему сотоварищу. Привязав верёвку за первую ступень, подтащил я сию неудобную ношу к нашему слуховому окну. Теперь предстояло засунуть внутрь эту двенадцатисажённую махину.
Лестница с одной стороны упиралась в окно, а другой конец на одну треть свисал за карниз. Я пытался затащить её внутрь, но она входила только по пятую ступеньку, а дальше упиралась в крышу окна изнутри, и никакими силами невозможно было продвинуться дальше. Оставался только один способ: приподнять наружный конец, чтобы лестница соскользнула вниз под собственным весом. Но в таком случае она осталась бы после нас и позволила бы стражникам напасть на наш след.
Поелику помощников у меня не было, решился я сам приподнять конец от карниза и для сего с пикой в руках соскользнул вниз вдоль лестницы. Лёжа на животе и упираясь ногами в мраморный карниз, нашёл я в себе силы приподнять её на полфута и толкнуть вперёд. При этом она вошла в окно ещё на один фут и, как понятно читателю, тяжесть для меня значительно уменьшилась. Теперь надо было всунуть лестницу ещё на два фута, а после сего я смог бы, уже сидя на окне, при помощи верёвки окончить всё дело. Я встал на колени, с силою упёрся в лестницу, но вдруг стал скользить, так что ноги мои оказались за пределами крыши, и я повис на локтях.