Любовные и другие приключения Джиакомо Казановы, кавалера де Сенгальта, венецианца, описанные им самим - Том 2

Имея любовные намерения, я поехал на праздник в Ранлей. Там оказалось множество очаровательных женщин, однако незнание английского языка оставляло для меня в качестве единственного средства лишь пантомиму, в ответ на которую мне только смеялись в лицо, и все мои старания так ни к чему и не привели. Я собрался ехать обратно и безуспешно искал фиакр, когда какая-то молодая дама сжалилась надо мной и обратилась по-французски: “Мне кажется, сударь, вы живёте неподалеку от Вайт-Холла. Если желаете, садитесь ко мне в карету, я отвезу вас”. Легко вообразить моё воодушевление. Я начал с излияний самой пламенной благодарности, потом осмелился взять руку, которая не была отнята, и пошёл ещё дальше, не встречая препятствий. Наконец, я предпринял окончательный штурм, но здесь встретил решительное сопротивление.

— Это вы так благодарите за оказанное гостеприимство, сударь?

— При том состоянии, в которое вы меня повергли, миледи, просто бесчеловечно быть столь жестокой.

— И вы ещё недовольны!

— Ах, миледи, какая холодность!

— Ах, сударь, какая требовательность!

— Но, по крайней мере, мы встретимся?

— Несомненно, только я оставляю за собой первый визит.

Я простился, не зная ни её имени, ни адреса, однако недели через две увидел мою незнакомку у леди Жермен, занятую чтением газеты. Я подошёл к сей красавице и обратился с просьбой представить меня в отсутствии хозяйки дома остальному обществу. Она же с язвительной улыбкой ответствовала мне:

— Представить вас, сударь! Но кто вы? Я не имею чести быть знакомой с вами.

— Так, может быть, стоит освежить ваши воспоминания? — шепнул я ей на ухо.

— Ни в коем случае. Если вы галантный кавалер, то должны знать, что подобные встречи ни к чему не обязывают.

С этими словами она повернулась ко мне спиной и продолжала чтение. Следует сказать, что эта дама пользовалась в Лондоне безупречной репутацией. Впрочем, Англия отнюдь не единственная страна, где строгость манер и чопорность поведения служат для сокрытия всех тех вольностей, которые позволяют себе женщины, ибо большинство, следуя Тартюфу, полагает, что, согрешив втайне, они не берут на душу никакого греха.

Было бы несправедливо с моей стороны осуждать их, да и в глазах здравой морали они не могут быть обвинены. Если только подумать, что по своей природе женщина всегда готова давать наслаждение и, следовательно, испытывать его сама, кажется удивительным, что под действием могущественного магнетизма, свойственного присутствию всякого истинного мужчины, она не уступает влечению своих чувств с ещё большей пылкостью.

Однажды утром я зашёл к Мартинелли и увидел, что в окне противоположного дома какая-то женщина привлекательной наружности посылает мне воздушные поцелуи. Я спросил у Мартинелли, кто она. “Это Бинетти”, — отвечал он. Читатель может быть, помнит, как сия ветреница оказала мне в Штутгарте немаловажную услугу. Я ничего не знал о её переезде в Лондон. Мартинелли рассказал, что она разъехалась с мужем и видит его лишь в театре Хэй-Маркет, где они танцуют вместе каждый вечер. Я поднялся к ней в ту же минуту и после нежной увертюры осведомился:

— Почему, моя дорогая, муж всё-таки оставил вас?

— Это я его бросила. Он меня разорял своей страстью к игре.

— Значит, он всегда проигрывал? Но кто несчастлив в картах, удачлив в любви.

— Я с наслаждением следовала бы пословице, но только подумайте, сколь это противно натуре — замужняя балерина! Богатые поклонники даже не смотрят на тебя. Зато теперь я могу беспрепятственно принимать своих друзей.

— Неужели синьор Бинетти отличался глупой нетерпимостью? Никогда бы не подумал этого.

— Вы просто не знаете здешних обычаев, мой друг. По английским законам муж имеет право упрятать любовника в тюрьму, если застанет его наедине с женой. Это называется criminal conversation.[2] Достаточно двух свидетелей, подтверждающих, что подозреваемый наклонился к постели в двусмысленной позе, и несчастный пропал — у него отбирают половину состояния и сажают за решётку. Так попались многие богатые лорды, и поэтому здесь опасаются адресоваться к замужним, особливо итальянкам.

— Но теперь ты свободна и можешь наслаждаться достатком.

— К сожалению, не вполне. Я не могу запретить мужу входить в дом, и как только получаю подарок, он сразу же является за своей долей. А в остальном мне предоставлена полная независимость.

Я оставил Бинетти свой адрес на случай, если ей придёт фантазия как-нибудь поужинать со мной.

На следующий день ко мне пожаловал лорд Пемброк.

— Будь я проклят, сам король не лучше живёт в Сент-Джемсе! Ваши апартаменты уж слишком обширны. Почему бы не поселить на верхних этажах девиц?

— Милорд, именно к этому я и стремлюсь. Не можете ли рекомендовать какую-нибудь незанятую женщину?

— Готов поставлять их дюжинами. Но вряд ли вам понравятся остатки с моего стола.

— Так, значит, вы довольно непостоянны?

— Я никогда не мог лечь в постель с одной и той же женщиной два раза. Поэтому приходится тратить безумные деньги. Одни ужины могут разорить кого угодно. А вы? Почему вы всегда обедаете дома?