Если читатель посмеётся над моей глупой доверчивостью к этой девушке, я ничего не имею возразить, за исключением всё того же вопроса: были ли вы сами влюблены? Она клялась мне в любви её хозяйки ко мне. Будто бы та скрывает свои чувства единственно из-за матери, которая ненавидит меня.
— У старухи есть причины для этого, но скажите лучше, где прячется мадемуазель Шарпийон, уж не у своего ли парикмахера?
— Мы отыскали её у одной знакомой торговки на Сохо-Сквер и привезли обратно в горячке. А мадемуазель как раз в неудобном для женщин положении.
— Не рассказывайте сказки! Я же сам видел вчера парикмахера...
— Который заправлял ей папильотки...
— Чёрт возьми! Он заправлял ей кое-что потвёрже! Отправляйтесь к вашей госпоже и скажите, что она должна принять меня сегодня же. Таково моё желание.
— Но она в постели.
— Тем лучше.
Девушка исчезла и больше не показывалась. После полудня я отправился к их дому и уже у самого входа был встречен одной из тёток.
— Помилосердствуйте, сударь, не ходите далее. Пощадите жизнь моей племянницы и свою собственную. Здесь наши друзья и при них оружие.
— Я-то знаю, как они им пользуются!
— Боже мой, вы хотите всех нас погубить! Моя бедная племянница в бреду, ей всё ещё кажется, что вы стоите над ней с пистолетом. Ведь вы поклялись убить её.
Я пожал плечами и вернулся к себе. На следующий день новая попытка проникнуть к больной, и снова отказ. Тётка сказала мне, что лекари не оставили ей никакой надежды.
— Это ещё не причина, чтобы умереть.
— Вы же знаете, что она сейчас в критическом положении...
— Опять своё! А парикмахер?
— Грех молодости! Я тоже не избежала этого.
— Это выше всяких похвал.
— Вам не достаёт воспитания, сударь. В подобном положении галантный мужчина не должен ничего замечать.
— У вас отменные принципы.
При выходе я столкнулся с Гударом.
— Так вот, она при смерти.
— Вы её видели?
— Нет, но мне сказали. По словам служанки, она как безумная. Кусает всех, кто хочет приблизиться, и катается по кровати совершенно голая.
Всю ночь я ходил взад и вперёд по комнате. Гудар молчал, говорил только я. Когда занялся день, я пошёл ещё раз узнать новости. Меня впустили в комнату, где расхаживала чахлая фигура, распевавшая псалмы.
— Она умрёт?
— Да свершится воля Бога! Она ещё дышит, но через час всё кончится.
При этих словах меня охватило непреодолимое желание застрелиться. Возвратившись к себе, я написал завещание в пользу синьора Брагадино, взял пистолеты и направился к Темзе, намереваясь дойти до набережной и там исполнить своё намерение. Когда я подошёл к Вестминстерскому мосту, кто-то схватил меня за руку: это оказался один молодой джентльмен по имени Эгар, с которым я познакомился у лорда Пемброка.
— Вы похожи на актёра из трагедии, кавалер! Куда это вы направляетесь с таким потерянным видом?
— Не имею представления.
— А что с вами?
— Сам не знаю.
— Готов биться об заклад, что вы собираетесь сделать какую-нибудь глупость, это написано у вас на лице.
— Ещё раз говорю, со мной ничего не случилось. До свидания.
Но Эгар заметил, что из моего кармана торчит дуло пистолета.
— Так, значит, дело чести! Как друг, я не могу вас отпустить одного к барьеру.
— Клянусь вам, я не намерен драться. Это всего лишь прогулка.
— В таком случае и я с вами.
— Сделайте одолжение.
Мы пошли вместе, он болтал о том и о сём, я же молчал. При ходьбе появляется аппетит, и он предложил мне отобедать. Мы как раз проходили мимо “Пушки”, знаменитой лондонской ресторации, где после чая и ликёров обыкновенно появляются девицы. За десертом к Эгару подсела какая-то принцесса.
— Тут со мной одна моя подруга, француженка, — объявила сия нимфа.
— Превосходно! — воскликнул Эгар. — У нас составится квартет.