Любовные игры по Интернету

Кому-то могло показаться, что ее замечание совершенно не в тему. Я, однако, знала, почему упоминание хрюшки заставило подружку вспомнить о календаре, презентованном ей галантным владельцем типографии. На этом большом цветном плакате был изображен очаровательный молочный поросенок, бегущий по ромашковому полю: морда улыбается, уши вразлет, из-под копытцев искрами летят кузнечики. Абсолютно неумеренный позитив, просто свинская радость жизни!

– Моржик, ты должен его увидеть! – Ирка приволокла на веранду, где вся наша сытая и пьяная компания расслабленно нежилась в жасминовых сумерках, бумажный тубус.

Я помогла ей освободить свернутый рулоном календарь от упаковочной бумаги.

– Никиту Петровича? Зачем это? – удивился Моржик, умудрившийся не потерять нить беседы.

– Не Никиту Петровича, а этого замечательного парня! – ответила Ирка, явно имея в виду плакатного поросенка. Она закатила глазки и засюсюкала:

– Он та-акой красавчик! Хочу такого! Купишь мне?

– Неужели? – Моржик понял жену превратно и заиграл желваками на скулах. – И чем же этот парень так хорош, скажи, пожалуйста?

– У него такой красивый… Как это сказать? – Ирка уронила рулон на колени, поднесла правую руку к глазам, оттопырила два пальца, внимательно посмотрела на получившуюся вилку и опасно потыкала ею себе в лицо.

Я догадалась, что подружка талантливо изображает поросячий пятачок, но тоже не сразу смогла вспомнить нужное слово и продолжила игру в загадки, непонятно объяснив:

– Это вроде электрической розетки, но совсем другое.

– Электрическая розетка? В смысле, место контакта? – осторожно предположила Ларочка, с беспокойством глянув на багровеющего от гнева Моржика.

– Вот женщины! – закатив глаза, презрительно протянул Лазарчук. – Ни слова в простоте не скажут! Уж эти мне их эмфе… эфме…

– Эхма! – услужливо подсказал Колян.

– Эвфемизмы! – благополучно выговорил трудное слово капитан.

– Е-ик! Если я правильно понял, ты хочешь, чтобы я тебе ик! – купил какого-то красавца с постера? – пугающе заикаясь, зловеще вежливо спросил Ирку ревнивый муж.

– Это ж небось дорого! – некстати озаботился Колян.

– Пятачок! – звонко хлопнув себя по лбу, вскричала Ирка. – У него такой симпатичный пятачок! Так бы и расцеловала!

И, поскольку ей наконец удалось растянуть за края цветной плакат, она тут же реализовала высказанное желание.

– Да это же свинья! – с невыразимым изумлением сказал Колян. – Иришка! Ты хочешь купить свинью?

– Отличная мысль, друзья мои! – одобрил Лазарчук, крепко потерев ладони и с прозрачным намеком заглянув в миску с остатками шашлыка.

– Свинья – источник сала и мяса! – брякнул Моржик (видно, Ирка уже начала свою оригинальную пропаганду здорового питания!).

Следы тектонических сдвигов на его физиономии исчезли, лицо Иркиного супруга вновь было гладким, без морщин и желваков. Напряжение схлынуло, народ вновь весело загомонил, обсуждая перспективы домашней свинофермы и поднимая тосты за успехи частнособственнического свиноводства. Меня эта тема волновала мало, да и пить больше не хотелось, так что я от нечего делать стала рассматривать бракованную афишу, в которую был завернут поросячий календарь.

Основой для этого произведения полиграфического искусства послужил сюрреалистический рисунок, изображающий пугающий гибрид виолончели и женского торса. Кажется, такой принцип называется «удвоение образов», его использовал Дали.

Тихо радуясь собственной эрудиции, я рассматривала афишу. Сюрреалистическое удвоение образов милым делом легло на винно-водочное, виолончельная спина передо мной волнующе изгибалась, а буквы прыгали, как живые. Только одно слово оставалось на месте, потому что его зачем-то заперли в тесную чугунную клетку. Проморгавшись, я поняла, что это слово – фамилия, обведенная траурной рамочкой. Еще через пару секунд до меня дошло, что окантованная черным фамилия мне знакома.

– Скоробогатиков! – воскликнула я.

– Не годится! – решительно возразил мне Колян. – Какой еще Скоробогатиков? Борька – вот самое поросячье имя!

– Тоже не годится! Нехорошо называть скотину, как человека! – помотал головой Лазарчук, сам уже скотски пьяный. – А то, как в старом анекдоте, получается: «Мама, заведи кабанчика, назови его сержант Петренко, вернусь из армии – зарежу подлого хряка!»

– А я бы назвала его как-нибудь романтично! – прижав руки к высоко вздымающейся груди и глядя в звездное небо, сказала Ирка. – Например, Одиссей!

– Сбежит! – на полном серьезе возразил Моржик. – Как вы яхту назовете, так она и поплывет! А Одиссей двадцать лет странствовал. Спрашивается, на фига нам с тобой бродячий свинтус?

Я поняла, что Максимовы уже решились завести поросеночка и теперь придумывают ему имя. В другое время я с удовольствием поучаствовала бы в этом процессе, но сейчас мои мысли были заняты другим.

– Оказывается, композитор Скоробогатиков должен был возглавить жюри Всекубанского музыкального конкурса молодых исполнителей! – сказала я Ирке.

– Что будут исполнять? – заинтересовалась Ларочка.