Любовные письма с Монмартра

А я сказал: «Ну, как хорошо!» – и подумал, что сейчас, в Пасхальную неделю, наверное, все жильцы нашего дома разъехались кто куда. За исключением разве что мадам Гренуй, одинокой женщины, которая жила в двухкомнатной квартирке напротив Катрин и которую мы с Элен называли детоненавистницей за то, что она постоянно жаловалась на Артюра, якобы он опять оставил в подъезде свой детский самокатик прямо на проходе. И вообще, добавляла она, неодобрительно поглядывая на нас, ведет себя крайне невоспитанно, громко поет на лестнице, шумит и стучит мячиком.

– Ecoutez![35] Я сама воспитала троих детей, – возмущалась она, не позволяя Элен что-то ей возразить. – И все они имеют хорошие манеры, в отличие от нынешних детей.

Однако мадам Гренуй, очевидно, все же допустила какую-то ошибку при их воспитании, так как я ни разу не видел, чтобы хоть один из этих замечательных детей когда-либо ее навещал.

– Скажи, ты не мог бы приходить покормить Зази? Конечно, только в том случае, если это тебе удобно, иначе я могу попросить еще кого-нибудь, – обратилась ко мне Катрин.

Зази? Ах да! Зази.

Когда Катрин заговаривала о своей черной кошечке с лапками в белых «носочках», которую так обожал Артюр, я всегда сначала вспоминал фильм «Зази в метро».

– Ну разумеется. Я дома, так что никаких проблем, – сказал я. – Не волнуйся, я всегда на посту.

Лучше бы я этого не говорил.

– Ой, бедненький! Неужели тебе так одиноко! – тотчас же отреагировала на мои слова Катрин и снова обратила на меня томный взгляд. – А теперь еще и Артюр уехал, и ты совсем один! – Она склонила голову на плечо, сочувственно поджала губки, так что я встревоженно расправил плечи.

– Ну, честно говоря, я даже рад побыть немного в тишине, – отразил я эту атаку. – Мне же надо писать.

В последнее время я так часто произносил эти слова, что и сам почти в них поверил. Наверное, они прозвучали убедительно, так как Катрин, подперев подбородок рукой, с интересом посмотрела на меня.

– И о чем же будет твоя новая книга? – спросила она.

Я с готовностью принялся рассказывать, довольный тем, что мы ушли от опасной темы личных обстоятельств.

Героем моего нового романа был главный редактор небольшого издательства, энтузиаст своего дела, которому кое-как удается удерживать бизнес на плаву: как известно, книгоиздание – дело далеко не самое прибыльное. В семейных отношениях он переживает разлад, грозящий окончательным крахом, и тут вдруг случается невероятное. Один роман, выпущенный его издательством, по случайному стечению обстоятельств, сплетенных из целого ряда комических недоразумений, перепутали с серьезной книгой с таким же названием; и вот этому роману неожиданно присуждается Гонкуровская премия. Расходится весь тираж, его срочно допечатывают, все жаждут купить этот роман. Иностранные издательства отчаянно сражаются на аукционах за права, члены жюри хвалят роман за «простоту и свежесть восприятия», за мастерское владение живым разговорным языком, некая богачка – звезда Болливуда, у которой, как говорится, денег куры не клюют, заявляет, что хочет снять фильм по этому роману и сыграть в нем главную роль. Одним словом, события вышли из-под контроля, а виновники возникшей путаницы от стыда, что допустили такую оплошность, не посмели сказать правду. Издатель же, ранее не замеченный в любви к спорту, а, напротив, домосед и лежебока, на радостях до того ошалел, что ночью при луне, когда никто его не видит, пускается в пляс в своем садике.

Поэтому и название моего нового романа было выбрано такое: «Издатель, танцующий при свете луны».

Катрин внимательно выслушала мой рассказ.

– Гм… звучит очень интересно. Книжка должна получиться прекрасная, – сказала она и ободряюще улыбнулась.

Я радостно заулыбался в ответ, и мой взгляд одобрительно скользнул по аквамариновой тунике, которую Катрин надела к джинсам и которая так удачно сочеталась с цветом ее глаз.

– Вот только название кажется мне странноватым: уж больно комично!

– Так ведь и роман задуман как веселый, Катрин, – парировал я мгновенно.

Господи! Ведь тут же вся соль как раз в названии! Жан-Пьер Фавр так обрадовался, когда я его предложил, что даже хлопал себя по ляжкам: «Жюльен, дорогой! Это же отличное кино! Сейчас же передам это художнику-дизайнеру, чтобы он занялся обложкой!»

Тогда мы еще оба думали, что я вдохновенно закончу роман в самые короткие сроки и он выйдет сразу же за первым бестселлером.

Я вздохнул про себя и обратил внимание, как вдруг помрачнела Катрин.

– Представляю себе, как это должно быть трудно. Ну, писать веселый роман после… после всего случившегося, – договорила она, споткнувшись на начатой фразе.

Она, конечно, сделала это не со зла, но у нее был прямо необыкновенный талант бередить кровоточащую рану.

– Знаешь, Жюльен, ты в любой момент можешь позвонить мне по мобильному телефону, – сказала она. – Это я на случай, если у тебя потолок рухнет или ты почувствуешь, что роман никак не пишется.

«Черта с два я буду тебе звонить!» – подумал я про себя, заплатил за нас двоих по счету и улыбнулся.

– Само собой, – произнес я вслух.