Любовные письма с Монмартра

Я взглянул на небо, и вот, пока я сидел на ступенях у базилики Сакре-Кёр, все стало казаться мне совершенно логичным. Ведь говорит же у Шекспира Гамлет: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам». («There are more things in heaven and earth, Horatio, than are dreamt of in your philosophy».) И я удовлетворенно кивнул, вспомнив эти часто цитируемые слова. В сегодняшний солнечный майский день они обрели для меня гораздо более весомый смысл, чем для самого Гамлета.

Разве не происходят в жизни сплошь и рядом совершенно необъяснимые вещи? Срывающиеся со стены в момент чьей-то смерти зеркала? Влюбленные, одновременно пришедшие на мост, где произошла их первая встреча? Да и сам Эйнштейн – а уж он-то великий ученый и общепризнанный авторитет – сказал, что путешествия во времени возможны и не противоречат законам физики. Все мы только люди с ограниченным человеческим кругозором. Как знать, что скрыто за его пределами?

Сердечко, которое я держал в своей руке, одновременно смущало меня и воодушевляло ощущением посетившего меня чуда. И тут на меня упала какая-то тень.

Передо мной стояла рыжеволосая девушка с веснушками на лице, одетая в джинсы и голубую майку с надписью «Getting better and worse at the same time»[47], и протягивала мне смартфон так, как будто меня вызывают из космоса.

– Не могли бы вы? – попросила она с забавным акцентом, глядя на меня с улыбкой.

– Мог бы что? – переспросил я растерянно, уставившись на нее, как на привидение. – А кто говорит?

Она удивилась, тряхнула волосами и рассмеялась:

– Ха-ха-ха! Да нет же! Я спрашивала, не могли бы вы меня сфотографировать, месье?

– Ах это! Ну да, конечно! – промямлил я. – Прошу прощения!

Надо же так замечтаться! Я засунул сердечко в карман и взял в руку ее смартфон, где уже была включена камера. Девушка поднялась на несколько ступенек выше и встала на фоне базилики, белоснежный купол которой высился у нее за спиной на фоне синего неба.

– Но так, чтобы в кадр попала базилика, – напомнила она и непринужденно попозировала для нескольких снимков.

– Merci beaucoup![48] – сказала она, просматривая получившиеся снимки. – Да, очень хорошо вышло. Lovely! Very lovely! – Затем, подняв голову, спросила: – Скажите, а вы здешний?

Я кивнул.

– Ах, тогда вы, наверное, можете мне объяснить, как лучше всего добраться отсюда до «Консулата», – я имею в виду ресторан…

Она деловито достала из сумки план города и нечаянно выронила при этом книжку. Одновременно нагнувшись, чтобы поднять, мы стукнулись лбами.

– О! – сказал я, протягивая ей книжку. – Вы читаете стихи?

– Yes, – сказала она, прижимая стихотворный сборник к груди. – Я люблю Жака Превера. Сейчас я пишу о нем дипломную работу на степень бакалавра и потому на полгода приехала в Париж. Знаете стихотворение про сад? «Le jardin». Оно просто чудесное!

У нее заблестели глаза, а я пережил состояние дежавю.

– Конечно же знаю, – улыбнулся я в ответ.

Каждому, кто был молод и влюблен, довелось когда-нибудь наткнуться на это стихотворение – самые прекрасные строки, когда-либо написанные о поцелуе.

– Кто же его не знает?

Следуя тайному сценарию, я чуть было не спросил студентку, не захочет ли она выпить со мной чашечку кофе, но тут она сказала:

– Ну где же он, этот «Консулат»? У меня там прямо сейчас назначена встреча.

Мы склонились над картой города, и я показал девушке дорогу.

– Если идти в эту сторону, прямо туда и придете! – крикнул я ей вслед, когда девушка бегом бросилась вверх по лестнице.

Напоследок она еще раз обернулась:

– Спасибо, месье! Всего вам доброго!

– Эй, погодите! А как вас хоть зовут?

Я ожидал, что она скажет: «Элен» или «Эллен».

– Кэролайн! – со смехом крикнула она на бегу.

Вскоре, неторопливо проходя по улице, где находился «Консулат», я увидел ее сидящей там на солнышке. Она что-то весело говорила молодому человеку. Проходя мимо и не замеченный ею, я размышлял о загадочном круговращении жизни, в котором все повторяется и все связано одно с другим. Вообще-то, я не верил в приметы и знаки, но события сегодняшнего дня, пожалуй, и Фому неверующего заставили бы поверить в воскресение из мертвых.

Да, так оно и было. Я, конечно, не мог знать наверняка, что каменное сердечко у меня в кармане было знаком свыше, но я верил в это, как птичка в пословице, которая верит в рассвет, когда он еще и не думал наступить.

По крайней мере, встреча с рыжеволосой студенткой навела меня на хорошую мысль. Придя домой и порывшись на полках, я отыскал среди книг стихотворение Жака Превера, а затем сел за письменный стол и написал новое письмо к Элен.