Любовные письма с Монмартра

В воскресенье maman водила нас с Артюром на «Волшебную флейту» Моцарта. Это было представление под открытым небом, его устраивала независимая театральная труппа в парке Монсури, где специально для этого спектакля соорудили подмостки. Спектакль был детский, но сколько в нем было магии! Мы сидели как зачарованные и держались за руки – mamie, я и Артюр. Мы смеялись над глупостями Папагено, над проделками Папагены. И вместе с Тамино и Таминой мы прошли путь, на котором большая любовь побеждает во всех испытаниях.

Возможно, и меня впереди ждут испытания. Я буду сильным, любимая, и не поддамся унынию. И буду хранить веру в то, что все когда-нибудь закончится хорошо. Потому что сейчас у меня есть только одно: эта вера.

Жду от тебя знака и целую тысячу раз.

Жюльен

Глава 16 Закрытые врата

Май прошел, и скорбь, которая свинцовой тяжестью лежала у меня на душе все это время, сменилась лихорадочным ожиданием. Если раньше я лишь кое-как «функционировал», то теперь я все время был в состоянии нервного возбуждения, это заметил даже мой сынишка.

– Папа, ты все время качаешь ногой, – заметил он, когда мы сидели за столом на кухне.

По крайней мере, я уже не был таким оглушенным от свалившегося на меня горя. Однажды, когда мы вместе пошли в кино, я с интересом следил за приключениями маленького сиротки из фильма «Жизнь Кабачка». После сеанса мы купили в киоске на бульваре Сен-Жермен по порции блинчиков с нутеллой, и Артюр за стойкой сказал:

– Как хорошо, что ты опять смеешься, папа!

На неделе я поработал над романом, но теперь он стал наполняться совсем другим содержанием. А на выходных мы ездили гулять с Артюром. Время от времени я встречался с Александром, но избегал разговоров о пропавших письмах, а когда он об этом спрашивал, я отшучивался: мол, на кладбищенском фронте – без перемен.

Вечером я даже иногда приходил посидеть с Катрин на балконе. С тех пор как мадам Гренуй ославила нас как безнадежных грешников, мы с Катрин сделались сообщниками, и возникшее между нами в ту достопамятную ночь чувство неловкости исчезло, уступив место дружески-добрососедским отношениям, – по крайней мере, так думал я.

По средам я всегда ходил обедать к maman, а в воскресенье, если выдавалась хорошая погода, мы с Артюром ездили в Булонский лес. Иногда мы брали напрокат лодку, и я катал сына по озеру, маневрируя под его радостные крики между другими лодками, в которых находились другие семьи или влюбленные парочки. Или же мы переправлялись на катерке к «Шале дез’Иль», чтобы, сидя на солнышке, полакомиться земляничным тортом. Такова была нормальная сторона моей жизни.

Но, кроме нее, была еще и «тайна». Не в силах совладать с охватившим меня беспокойством, которое достигало своей кульминации к пятнице, когда приходила Луиза и принималась за большую уборку, я отправлялся на знаменитый холм на севере Парижа, ставший моей судьбой.

В этот день меня начинали мучить навязчивые мысли, и я приходил на Монмартр как наэлектризованный. Что сегодня обнаружится в тайнике?

Ибо просьба моя чудесным образом была услышана. Странная игра письмами и знаками продолжалась. На каждое мое письмо приходил ответ. В ответ на каждый полученный знак я писал новое письмо. Я был как во хмелю, этот лихорадочный обмен напоминал мне несчастного, вдохновенного Сирано де Бержерака, который под чужой личиной вел любовную переписку. Я нетерпеливо ждал этих маленьких знаков из тайника и уносил домой как драгоценные перлы, гадая потом, как их истолковать. Эти мелочи не давали мне впасть в апатию. Я уже просто не мог остановиться, потому что письма мои продолжали исчезать из тайника и в могильном памятнике я находил все новые знаки, требовавшие разгадки.

После похода с Артюром на «Волшебную флейту» я нашел в тайнике музыкальную шкатулочку размером со спичечный коробок; она лежала в картонной коробочке, на которой без труда можно было различить выполненные черным цветом силуэты танцующих Папагено и Папагены, облаченных в костюмы из птичьих перьев. Сгорая от любопытства, я завел шкатулку маленьким рычажком, и зазвучала мелодия колокольчиков: