Любовные секреты

— Если бы такое предложение не сопровождалось заявлением, что он не желает, чтобы его подружка привечала других мужчин. — Миранда безутешно попыталась удержаться от слез. — Ах, Самми, когда он это сказал, мне захотелось умереть.

Миранда была права! Заявление, подобное этому, никак иначе не истолкуешь.

— Надеюсь, ты сказала ему…

— Я не смогла… я только потребовала, чтобы он немедленно отвез меня домой. Я знала, что если попытаюсь сказать хоть что-нибудь еще, то не выдержу. А мне ни за что не хотелось, чтобы он получил удовлетворение, поняв, какую глубокую рану мне нанес. Но подумать только, что он мог предположить обо мне такое! Мы должны немедленно уехать отсюда. Я не могу больше его видеть.

Самми покачала Миранду в своих объятиях, как делала, утешая ее, когда она была еще совсем ребенком.

— Ну, конечно, дорогая моя, — успокаивающе сказала она. — Я согласна с тобой, что после этого ты не сможешь здесь оставаться. Этот господин то и дело приходит в этот дом, и ты будешь все время с ним встречаться, если останешься. А ты ведь не хочешь, чтобы твои кузины узнали, как он тебя оскорбил. Мы немедленно уезжаем.

— Но как? Они спросят, почему мы уезжаем. Что мы им скажем? — Миранда всей душой желала покинуть Лондон сию же минуту, но понимала, что едва они объявят о своем решении уехать домой, как у ее родственников возникнет множество весьма затруднительных для нее вопросов. А позволить, чтобы они узнали правду о сегодняшней сцене с Джонатаном, она ни в коем случае не могла. Позволить, чтобы они узнали, как низко он подумал о ней. Одного воспоминания о его словах было достаточно, чтобы почувствовать себя грязной.

Она всего лишь позволила ему поцеловать себя и — призналась она себе — ответить на его поцелуй, испытать мгновенную радость от того, что ей так уютно в желанном кольце его рук. И только из-за этого он посчитал ее бесчестной. Дешевой женщиной, способной принять предложение такого рода, как он ей сделал.

— Ну, это будет нетрудно устроить, — сказала Самми после некоторого размышления. — Вчера, когда ты была почти весь день в постели, они поверили, что ты больна. Мы просто скажем, что тебе опять стало хуже; похоже, что лондонский воздух и все эти выезды не пошли на пользу твоему здоровью.

Миранда слабо, он отчетливо хихикнула:

— Они подумают, что я просто неженка, — ведь я выезжала куда меньше, чем Люси. Конечно, я была занята работой, но они-то думают, что я отдыхала.

— Да… но она привычна к Лондону, прожила в нем всю жизнь и привыкла помногу бывать на воздухе, густом от каминного дыма. А ты — совсем другое дело. Внезапное повторное ухудшение твоего самочувствия вынуждает нас думать, что тебе просто необходимо вернуться домой и пожить там, пока ты полностью не поправишься. Возможно, когда твое здоровье улучшится, ты сможешь еще раз приехать в Лондон.

— Ну нет. — Миранда попыталась вырваться из утешающих объятий Самми, внезапно превратившихся в тюрьму от этих слов. — Ты не понимаешь! Я не могу возвращаться сюда! Никогда! Пока…

— Конечно, нет, но нам не нужно говорить, почему мы уезжаем. Ничто не заставит их заподозрить, что у тебя могут быть какие-то иные причины для отъезда, кроме твоего здоровья. Будет проще позволить им думать, что ты еще приедешь к ним, когда твое здоровье окрепнет. Не беспокойся, моя милая, я сумею все уладить.

— Ох, Самми, ты мое утешение. Что бы я без тебя делала?

Этот вопрос мисс Сампсон задавала себе с тех пор, когда Миранда была еще маленьким ребенком. Ответ был всегда один и тот же: она нужна сейчас Миранде, как и раньше, и потому она здесь. Она понимала и то, что Миранда ей также необходима, — у нее больше ничего не было в жизни, кроме Миранды.

Люси, Диана и мисс Огаста стали дружно возражать против решения их гостей покинуть их дом столь внезапно: юные леди потому, что по-настоящему привязались к Миранде; мисс Огаста — от понимания того, что теперь от нее могут ожидать участия в заботах о младших детях. Не в обучении, конечно, — она знала, что этого она не сумеет никогда, — но они могут захотеть, чтобы она выводила их на прогулки, как это делала Самми. А это для нее было бы почти столь же трудно.

Джайлс был так же огорчен решением кузины уехать, как и его сестры, но посчитал ниже своего мужского достоинства сказать ей об этом. Поэтому он ограничился тем, что выразил надежду, что ей скоро будет получше. Он не испытывал особой печали от приближающейся разлуки со столь строгой наставницей, как мисс Сампсон, и надеялся, что новый учитель будет менее строг в отношении уроков, но по-прежнему позволит ему вольно играть в парке. До сих пор еще ни один из учителей этого не делал, а он знал, что ему будет не хватать этих прогулок.