– Она утверждала, что ты берешь вещи. – Он слегка согнулся, словно умоляя о сочувствии, которого она не испытывала. – Я вспомнил все случаи, когда ты забирала мой перстень, и подумал, что, возможно, это правда. Она обещала возместить деньги доверительного фонда из своих средств, если… если я женюсь на Мелани.
– И ты согласился?
– Она поклялась, что отправит тебя в Донкастер, где тебе будет хорошо. – У него был такой растерянный и удрученный вид, он был похож на маленького мальчика, просившего о прощении. – Я думал, тебе будет лучше вдали от меня, раз у тебя есть кто-то, кто мог составить твое счастье. Но я ошибался, Кейт. Ты нужна мне. Я все сделаю ради твоего счастья.
Кейт сжала руки в кулаки и почувствовала на одной из них тот самый перстень. Вскоре после того как она переехала жить в свой отдельный дом, у нее на столике откуда ни возьмись появился этот перстень. Ей было одиноко и грустно, так плохо, как никогда в жизни. Кольцо раздражало Кейт, и она решила выбросить его в озеро, она даже пришла на берег, но так и не осмелилась кинуть его в воду.
С того момента она постоянно носила его на пальце. Оно служило ей единственным напоминанием об их любви. Она оставила кольцо у себя как боевую награду, она гордилась им и вместе с тем стыдилась его.
– Взгляни, что у меня есть, Маркус. – И Кейт разогнула палец. – Это твое кольцо. Я не могу объяснить, откуда оно взялось у меня. А ты можешь? Отчего ты весь съежился? Ты полагаешь, что я его украла? А я ведь не возвращалась в твой особняк в Лондоне, тем не менее эта проклятая безделушка внезапно очутилась у меня. Что ты скажешь на это? Призовешь на помощь закон, чтобы схватить меня?
В ответ Маркус приподнял руку, рукав на его куртке задрался, и Кейт увидела зеленую ленту, обвязанную вокруг его кисти.
– А это твоя. Узнаешь?
– Да. У меня была точно такая лента. Я потеряла ее, будучи в Лондоне.
– Ты вовсе не теряла ее. Я обнаружил ее в моей спальне, после того как проглотил тот проклятый любовный напиток.
Кейт побледнела.
– Ты знал об этом? Маркус подошел к ней ближе.
– После того как ты освободилась из Ньюгейта и уехала в Донкастер, не сказав мне на прощание ни слова, после того как ты подчеркнуто выказала свое желание не иметь ничего общего со мной, я много раз выбрасывал ленту вон. Однако всякий раз она снова появлялась у меня на комоде.
Маркус стоял прямо перед ней, их одежда еле заметно соприкасалась.
– Я пошел к аптекарю.
– Нет, не ходил.
– Ходил. И он сказал, что есть причина, по которой я не могу избавиться от нее. Мы предназначены друг для друга.
– Аптекарь сошел с ума. Ты потерял рассудок.
– Неужели?
Из внутреннего кармана куртки Маркус достал пузырек и протянул ей его, держа на ладони.
– Я купил еще один флакон.
– Это не любовный напиток.
– Разве?
Едва он вытащил пробку, как от красноватой на вид жидкости в воздухе повеяло густым, отдающим плесенью ароматом.
– Я нахожу, что этот напиток настоящий. Ты не выпьешь его ради меня, Кейт?
– Ты в своем уме?
– Я все перепробую, лишь бы заставить тебя снова полюбить меня.
Словно змей, искушавший Еву в эдемском саду, он соблазнял ее, предлагая выпить напиток.
– Мой дом без тебя словно опустел. Я совсем одинок в нем.
– Кто в этом виноват?
– Только я сам. Я никого не виню, кроме себя. Я всегда первым рвал все отношения, которые невольно складывались между мной и кем-то другим, но я изнемог быть один. Ты стала для меня путеводной звездой.
Вдруг у нее сильно разболелась голова. Чтобы уменьшить боль, Кейт потерла пальцами виски. Его слова привели ее в замешательство, его откровенное признание совершенно смутило ее.
– Что тебе угодно от меня?
– Я прошу тебя об одном – дать мне еще один шанс. – Он взял ее за руку, причем их пальцы крепко переплелись. – Прежде ты ведь говорила, что я достоин любви, что я заслуживаю этого. Я могу стать тем, каким ты, по-видимому, считала меня. Позволь мне доказать тебе, что я могу стать лучше. Пожалуйста.
Кейт посмотрела на него, затем взглянула прямо ему в глаза, в самую их синеву. Пронзительная глубина его слов смутила ее. Такие острые переживания были для него не характерны, ему чужды были столь пылкие проявления чувств, она не могла взять в толк, почему он решился на такое откровенное и мужественное признание.
«Может, он и в самом деле любит меня? – Надежда вспыхнула в сердце Кейт. – Умеет ли он быть серьезным?
Хотя, несомненно, он говорил искренне. Что, если он не шутил?..»
То, что он мог признаться в своих чувствах, – такое никогда не приходило Кейт в голову. Она даже не допускала мысли, что они могли когда-нибудь снова увидеться, не предполагала, что им выпадет случай вот так побеседовать друг с другом. Поэтому она никогда понапрасну не мучила себя, мысленно рисуя то, как бы мог протекать между ними воображаемый разговор.