Любовный эликсир

Кейт брела по лугу, прямо по траве, подол ее платья весь промок от вечерней росы. Вдалеке медленно опускалось за горизонт солнце – оранжевый диск на фоне лилового сумеречного неба. Стоял удивительно благоуханный вечер, нисколько не напоминавший о том, что осень уже не за горами и наступила пора праздников урожая. Шаль немного спадала с ее плеч, в пальцах она держала соломенную шляпку, слегка размахивая ею.

Впереди на холме виднелся ее дом, доставшийся ей по наследству и переданный Кристофером. В нем она и жила в добровольном уединении, словно монашка. Поодаль из-под деревьев выглядывали печные трубы главной усадьбы. Здесь поселились, к общей радости всех жителей Донкастера, Крис и Селина, ставшие мужем и женой.

Словно рожденная для этого, Селина с честью справлялась со своей ролью графини. Арендаторы и сельские жители не могли ею нарадоваться, мелкопоместные дворяне искали возможности завести с ней знакомство. Она снова предоставила работу многим жителям, которые помнили еще ее мать, а также тем, которых прогнала Регина. Кроме того, Селина занялась благоустройством главного здания, заодно постепенно избавляясь от всего, что было сделано там Региной.

Кейт очень гордилась ею.

Вместе с уходом Регины как будто приподняли Тяжелый покров со всего имения. Люди, жившие здесь, почувствовали себя свободнее, легче и счастливее.

Кристофер неуклонно осуществлял давно назревшие преобразования в ведении хозяйства, причем все, работники и прислуга в доме, изумленно перешептывались, каким образом даже вопреки воспитанию из него получился такой прекрасный хозяин.

Никто не спрашивал ни о Регине, ни о Мелани, где они и что случилось во время их пребывания в Лондоне. Никто, казалось, не хотел отравлять воздух произнесенными вслух их именами.

Как нелепо это ни было, но Мелани присылала множество писем, написанных дурным почерком, в которых содержались бесконечные жалобы, сетования на свою долю и проклятия в адрес мужа. Непонятно почему, но она, видимо, предполагала, что Кейт, узнав о ее положении, позаботится о ней. Когда пришло первое послание, Кейт из любопытства прочитала его, но в письме содержалось так много затаенной злобы и скрытой ненависти, что она бросила его тут же в пламя камина и уже больше писем Мелани не читала.

– Несчастная Мелани, – шептала она, не чувствуя к ней никакой жалости. – О чем она только думала? Как могла поверить, что все ее мечты нашли свое воплощение в Эллиоте Федерстоне? Какой безумный порыв заставил ее совершить столь безрассудный поступок?

Кейт покачала головой и продолжила свой путь. Чтобы указать ей дорогу, служанка подвесила у задних дверей горящую лампу. Прислуга уже привыкла к ее одиноким вечерним прогулкам. Кейт часто охватывали тревога и грусть, прогулки освежали ее и облегчали ее скорбь.

В доме ее, как обычно, ждет вкусный ужин. Она будет сидеть в тихой столовой и есть, безмолвие нарушат только легкий стук ложки о фарфоровую посуду и громкое тиканье часов на камине.

Селина умоляла Кейт остаться жить вместе с ними в господском доме, но она не могла: с этим домом у нее было связано слишком много горьких воспоминаний. Но если быть до конца честной, то ее отказ был вызван не только этим.

Вид счастливых, любящих друг друга Селины и Кристофера уязвлял и бередил ее душу. До поездки в Лондон Кейт даже не предполагала, что ей понравится та жизнь, которую вели Кристофер и Селина. Поэтому с момента возвращения ее все время снедала какая-то внутренняя пустота. Она подспудно все время искала любви и нигде не находила ее.

Ей казалось, что главная усадьба уж больно величественна, комнаты чересчур велики, обстановка слишком пышная. Но отказ от этого представлялся ей вовсе не трудным, даже удобным. Другое мучило ее и не давало покоя – необходимость решить, как жить дальше. К тому же Крис объявил ей, что ее отец оставил ей в качестве приданого недвижимость – несколько превосходных имений.

Учитывая все эти обстоятельства, Кейт, когда ей становилось особенно тоскливо, подумывала о том, чтобы перебраться куда-нибудь в одно из них. Она с увлечением представляла себя хозяйкой в собственном доме, тем не менее никак не могла решиться и переехать. Она мучилась, несмотря на возможность начать все сначала.

Она толкнула калитку, которая с трудом открылась из-за густой травы, и прошла внутрь. От сделанного ею усилия у нее снова разболелись ребра, она легонько потерла их рукой. Врач предупредил ее, что периодически ребра будут побаливать, особенно в дождливую погоду. Кейт тяжко вздохнула. Судя по всему, боль в костях останется у нее на всю жизнь как память о тех страшных событиях.

Снова зашевелились воспоминания о том, как ей было страшно в тюремной камере, как мучительно тянулись недели выздоровления, но она отогнала их прочь. Она еще не могла размышлять о тех ужасных событиях, не пыталась разобраться в них до конца, переосмыслить их. Пока еще нет. Вероятно, она сделает это в будущем. А может быть, и никогда.