Салливан повторяет это, чтобы я услышала из его уст, насколько глупо я звучу:
Я скрещиваю руки на груди.
- Да.
Его губы дергаются, но он подавляет улыбку.
- Зачем мне это делать?
- Потому что тебе нравится издеваться надо мной. Тебе нравится чувствовать… —
Салливан подходит ближе, слегка опускает подбородок, чтобы мы смотрели глаза в глаза.
- Что ж, это проблема, Тео. Что мы будем с этим делать? Потому что я должен сказать тебе… что ты меня тоже привлекаешь.
Я делаю крошечный вдох.
Я думала, что, возможно, иногда… может быть. Немного. Некоторые части меня. Ему нравятся.
Но сейчас Салливан выглядит не так, словно я ему немного нравлюсь. Он выглядит так, будто хочет съесть меня целиком. Как будто он достаточно голоден, чтобы сделать это.
И это очень опасно.
Потому что то, чего я хочу… и то, что на самом деле хорошо для меня… это две противоположные вещи.
Каждый удар моего сердца я ощущаю, как сжатие кулака.
- Мы не будем ничего с этим делать… это было бы катастрофой.
- Правда? - мягко говорит Салливан. - Почему?
- Потому что все это не по-настоящему. Мы не встречаемся. И если мы займемся сексом…
- То, что? - Он снова стоит очень близко, наши тела почти соприкасаются. Он протягивает руку, кончики пальцев касаются изгиба моего бедра. - Что ужасного произойдет, если мы займемся сексом?
Ничего.
- Мне будет больно.
Я говорю это тихо, чуть громче шепота. Но Салливан отдергивает руку.
- Ты права, - говорит он. - Я был жадным.
Даже это слово…
Я не могу заняться сексом с Салливаном Ривасом, как бы сильно мне не хотелось. Потому что я знаю себя. Я не сторонник случайных связей - за всю мою жизнь у меня был секс только с четырьмя парнями, и с каждым из них у меня были отношения.
Я никогда не отделяла секс от эмоций, и сейчас не время пытаться, потому что я уже и так полностью потеряла контроль из-за Салливана. Когда он рядом, меня бросает то в жар, то в холод, словно у меня климакс. Я говорю то, что не должна говорить. Он убеждает меня сделать то, что я никогда не стала бы делать.
Салливан, наверное, занимался сексом с миллионом женщин. Наверное, он относится к этому как к жевательной резинке.
Он бы не придал никакого значения нашему сексу, это ничего бы не изменило.
Но для меня это будет означать падение последних осколков моей брони. А моя защита от Салливана и так слаба — она из мокрого картона, из лапши для спагетти.
Я должна защитить себя.
Поэтому я скрещиваю руки на груди и говорю:
- Мы не можем заниматься сексом. - Я говорю это для нас обоих.
Салливан вздыхает. Он снова берет нож и прижимает его к кожице свежего помидора.
- Это правда… мы не должны заниматься сексом.
Это то, что я только что сказала, и все равно испытываю разочарование.
Я бегу обратно к хибачи, чтобы снова окунуться в дым.
Это влечение к Салливану никуда не денется. Более того, все становится только хуже.
Я никогда не испытывала таких чувств к Тренту, а ведь мы встречались больше года.
Трент мне нравился. Секс был достойным. Но я никогда не зацикливалась на нем. Я никогда не бросала на него взгляды, не вдыхала медленно и неглубоко его запах, не падала в обморок каждый раз, когда он проводил пальцами по своим волосам…
Это какая-то магия.
Уровень притяжения, который, на самом деле, вызывает беспокойство.
Даже сейчас я не могу перестать наблюдать за Салливаном через кухонное окно. Я не могу оторвать взгляд от него, нарезающего наш салат.
Что это? Почему все мое тело ноет от одной только формы его плеч? Что такого особенного в пропорциях этого мужчины, в том, как он стоит, как наклоняет голову, линии его челюсти, что зовет меня, шепчет:
Уже сейчас его движения стали более плавными, нож лежит в руке как надо. Он быстро учится.
Его рукава закатаны до локтя. Каждое движение посылает зыбь по его рукам, по венам и мышцам, по гладкой смуглой коже…
Капелька пота скатывается между моих грудей и падает на гриль.
Салливан поднимает взгляд, и наши глаза встречаются через окно. Он не сердится на мои слова — улыбается так, будто я их вообще не произносила, правая сторона его рта чуть выше, чем левая.
Его кривая улыбка — единственный его недостаток.
Конечно, это вовсе не недостаток.
Именно это делает его улыбку такой, какая она есть, - моей любимой.
Вместо того чтобы улыбнуться в ответ, как все нормальные люди, я отворачиваюсь, словно меня поймали с поличным.