Любовный приворот для одноклассницы

Маша, присев в холле, наблюдала, как ее спутник обратился на рецепции к полной розовощекой девушке в национальном костюме и протянул паспорта. Служащая отеля зарумянилась еще больше, ответив на его улыбку, и, попросив подождать у стойки, удалилась в соседнюю комнату. Вернувшись, она начала говорить на столь неправильном немецком, что Мария с трудом улавливала смысл.

Отель, к сожалению, целиком зарезервирован группой японцев, а то, что Макс по Интернету забронировал номера, объяснялось сбоем в работе программы. Ей безумно жаль, единственный выход из положения, если гости согласятся на апартаменты в мансарде, которые держатся хозяевами для особых случаев. Нет, ничего доплачивать не придется – проживание в них равно стоимости проживания в двух синглах[36].

Макс обернулся к своей спутнице совершенно растерянный. Безусловно, искать другой отель времени не было. Маша, стараясь унять внутреннюю дрожь, улыбнулась и согласилась провести ночь в одном номере с гидом. Будь что будет…

«Ты же сама этого хочешь…»

Разрешив проблему и отдав паспорта на оформление, молодые люди поднялись под самую крышу и открыли дверь в уютное студио.

По правую руку находилась освещенная полуденным солнцем спальня с массивной деревянной кроватью. Маша облизнула пересохшие губы и быстро отвернулась, опасаясь, что Макс прочтет ее мысли.

По соседству располагалась гостиная, стены которой украшали гобелены с изображением пасущихся на альпийских лугах горных козлов-капров – достопримечательности местной фауны. Посередине жилой комнаты стоял обеденный стол, рассчитанный на большую семью, а в небольшом эркере у окна притаился мягкий уютный диванчик. В воздухе, создавая ощущение домашнего тепла и уюта, витал запах сухого смолистого дерева, свежей хвои и корицы с медом. Около небольшого камина в углу гостиной лежала приготовленная к ночи вязанка поленьев.

Добро пожаловать, усталые путники…

Оставив вещи, молодые люди с долей сожаления покинули гостеприимный кров.

Найти дом Анны не доставило особого труда. По заранее распечатанной карте они дошли до нужного места минут за десять. Музей располагался на другом краю селения, на небольшом холме, повернувшись фасадом к стоящему напротив бенедиктинскому монастырю, как невольный вызов или насмешка.

Это было трехэтажное миниатюрное здание со ставнями зеленого и красного цвета, выбеленное, украшенное вокруг окон и над дверью растительным орнаментом вперемежку с цитатами из Библии на ретороманском языке. У главного входа, лишь приблизившись, можно было заметить латунную доску со словами: «Последний приют ведьмы Граубюндена», – изготовленную недавно в целях привлечения туристов.

«Итак, первый этап пройден», – подумала Маша и решительно направилась к деревянной двери с кованым узором.

– Подожди, – услышала она голос Максимильяна. Он стоял перед вывеской, закрепленной сбоку. – Непредвиденные осложнения. Посещение дома Анны возможно лишь по договоренности с фрау Кунц. Сегодня воскресенье – бог знает, где нам искать хранительницу. Здесь ее домашний и мобильный телефон. Мари, зажми кулачки, чтобы фрау была поблизости и согласилась открыть музей.

Несколько секунд спустя Макс уже умолял женщину сделать исключение и открыть дом для туристки из далекой России, прилетевшей в Дизентис ради поразившей ее до глубины души истории об Анне Кляйнфогель.

Их удивлению не было предела, когда через мгновение тяжелая деревянная дверь музея дрогнула и открылась изнутри. Фрау Ульрике Кунц явилась перед ними собственной персоной. Как оказалось, она квартировала на верхних этажах дома, попутно присматривая за экспозицией, расположившейся на первом.

Пожилая женщина, от силы полтора метра ростом, легкая, словно перо птички, с белоснежными тонкими волосами, разлетевшимися по ветру подобно паутинкам одуванчика, вежливо поприветствовала неожиданных гостей и жестом пригласила войти.

Музей, если его таковым можно назвать, занимал два небольших зала.

В первом, более просторном, на стене висел портрет несчастной, написанный по памяти свидетелем экзекуции. Рядом с ним под стеклом находилось несколько ее личных вещей – мутное, треснувшее пополам зеркало, чепец и потемневшее от времени кольцо с потерявшимся камушком. Чуть подальше, также в застекленных витринах, оригинал доноса, показания свидетелей и, наконец, сам приговор, осуждающий жительницу города за сношения с демоном, с мерой наказания в виде публичного усечения головы на ратушной площади перед Пасхальным воскресеньем.

В отдельной витрине лежали «неопровержимые», покрытые ржавчиной улики – кривые иглы и гвозди, которые женщина якобы запекла в хлеб и подложила в молоко, чтобы извести хозяйских детей.

В соседнем помещении расположились орудия пыток, принудившие несчастную согласиться со страшным обвинением и тем подписать себе смертный приговор, не только чтобы избежать дальнейших мучений, но и ради спасения старшей дочери, которую милосердные соседи укрыли у своих родственников в соседней деревне.