Любовный секрет Елисаветы. Неотразимая Императрица

– Она не простит, Жак, – потерянно ответила Лиза. – Я ведь хотела лишить ее трона.

– Ты – ребенок, который не ведает, что творит. – Д’Акевиль поцеловал ее в покрасневшие, опухшие веки. – Взбалмошная девчонка. По-прежнему ищешь клад там, где его нет и в помине. И я – рассудительный француз, знающий, что клада нет и не может быть, все равно иду за тобой и выкапываю розы из клумб.

Лиза отчаянно зарыдала, уронив беспокойную рыжеволосую голову на колени Жака.

– Мне страшно, – шептала она сквозь слезы. – Меня запрут в монастырь. Уморят в крепости, как несчастного Ивана Антоновича…

– Они не посмеют, – утешал ее Жак, зная наверняка, что императрица Екатерина не остановится перед худшим. – Они сошлют тебя в Шубино, а я поеду с тобой. Мы будем вместе – и счастливы, как раньше.

– Мы не будем счастливы, – рыдала Лиза, – наше счастье осталось в прошлом. В поместье твоего отца… Зачем я только нашла это письмо тогда, в библиотеке? Письмо, из которого узнала правду о себе… Не будь этого письма, я навсегда бы осталась во Франции.

– Мы вернемся во Францию, милая, – шептал Жак, мысленно простившийся с belle douce France в ту самую минуту, когда ступил на борт адмиральского корабля. – Видит Бог, вернемся…

Лиза притянула его к себе, прижалась губами к его губам.

– Иди ко мне, Яшенька, – сказала она. – Мы еще успеем… В последний раз. Пока нас не разлучили…

И пока граф Орлов писал донесение императрице, а каждая минута неуклонно приближала падение и несчастье Лизы, Жак сцеловывал слезы с глаз и губ любимой и в последний раз называл ее своей. Ее тело было покорным и жарким, как в их первую ночь. Она из последних сил льнула к нему, соединяя томление страсти с порывом страха, и Жак не знал, чего больше сейчас в ее душе – страха перед будущим или любви к прошлому. В дверь в любую минуту могли войти, но д’Акевиль ни на мгновение не задумался об этом. Он видел лишь полные белые плечи Лизы, ее бесконечно любимое, сладкое тело, с которым ему предстояло расстаться.

Жак запускал пальцы в спутанные рыжие волосы, перебирал вьющиеся пряди, напряженно вглядывался в округлое лицо с закрытыми в минуты близости глазами и изящным абрисом вишневых губ и проклинал себя за то, что позволил ей ступить на этот корабль. Но разве княжна когда-нибудь советовалась с ним?

В Петербурге их разлучили. Лизу под конвоем увезли в неизвестном направлении, а д’Акевилю после короткого допроса в Тайной канцелярии велели вернуться на родину.

– Я не поеду, – сказал Жак.

– Вас выставят вон из России, – усмехнулся допрашивавший Жака тощий, похожий на крысу чиновник.

– Я все равно вернусь, – ответил д’Акевиль.

– Извольте… – равнодушно ответил тот. – Сколько угодно… Но вы не вернетесь дальше русской границы.

Жака выставили за пределы империи, но, ступив на польскую землю, он и не подумал вернуться во Францию. Д’Акевиль не собирался возвращаться без Лизы. Из захудалого трактира польского городка бывший секретарь великой княжны Елизаветы написал отчаянное письмо графу Кириллу Григорьевичу Разумовскому.

Глава седьмая Петропавловская крепость

– Как посмели вы всклепать на себя чужое имя и род? – спрашивала императрица Екатерина у стоявшей перед ней измученной женщины.

– Это мое имя и мой род, ваше императорское величество, – ответила та и, не дождавшись разрешения государыни, устало опустилась на единственный в комнате стул.

Пока рядом был Жак, Лиза держалась. Она как будто не замечала душной каюты адмиральского корабля, где они с Жаком проводили томительные дни пути, отвратительной качки, похожего на стон шума воды за бортом, коротких прогулок по палубе, во время которых арестанты едва успевали глотнуть воздуха перед тем, как вернуться в духоту и зной, пота, стекающего по горячей спине и пропитывающего испачканное платье, и невозможности привести себя в порядок. Даже на минуту она не задумывалась о случившейся катастрофе. Она замечала лишь глаза Жака – внимательные, любящие, терпеливые, губы Жака, стиравшие ее слезы и боль, его колени, в которые можно было уткнуться, пальцы, перебирающие ее волосы, и тот заряд спокойствия, терпения, уверенной и мудрой нежности, который исходил от ее секретаря и любовника.

Лиза впервые видела в Жаке не зеркало, бесстрастно отражающее каждый ее каприз, не спутника, готового на все, лишь бы оставаться рядом, не надоевшего друга сердца, которому она уже месяц предпочитала атлетически сложенного красавца Орлова, а единственного в мире человека, способного принять на себя ее страдание и боль. Впервые она задумалась о том, что Жак мог бы иметь другую судьбу, вступить на дипломатическое или военное поприще или просто быть самим собой – состоятельным дворянином, способным оплатить прихоти и разориться на удовольствиях. Но Жак лишь следовал за ней в ее бесконечных скитаниях по Европе и, казалось, находил странное удовольствие в той бестолковой и опасной жизни, которую Лиза делила на двоих, словно взятый в дорогу хлеб.