Любовный треугольник (СИ)

— Ты специально, да? — тут же касается мочки моего уха жена, стоит мне прижать её к себе.

— Конечно.

— Ты неисправим, Давид, — покачав головой, ведет губами по моей шее, а у меня кровь в лаву превращается и курсирует от сердца ко всем клеткам.

— Ничего не поделаешь. Придется смириться.

— Придется…

Оля шутливо вздыхает, но уже через секунду подаётся ко мне навстречу, когда я жадно набрасываюсь на её рот под аккомпанемент нарастающего гостями счёта: «Раз, два, три, четыре…»

Эпилог. Оля

Спустя четыре года

Детский плач врывается в сознание, как всегда резко, и вырывает из сна, в который я провалилась буквально минут десять назад.

Привстаю, но Давид укладывает меня рукой обратно.

— Спи, я возьму его, — кровать пружинит, а потом я слышу успокаивающее, — Ттттшш, ттшшш, ттшшш, — не знаю, как на сына, а на меня точно действует.

Отключаюсь почти моментально.

Подскакиваю уже утром в панике. Я привыкла, что Амиран просыпается часто, а тот факт, что я кажется успела выспаться, пугает.

Но страх мой исчезает, как только я вижу сына тихо сопящим на Давиде. Муж в позе полулежа откинулся на спинку кровати. Уставший, изнуренный, так же, как и я, бессонными ночами, он тем не менее даже во сне, не отпускает рук с нашего малыша. У Амирана сейчас тот самый период, когда беспокоят колики, поэтому спим мы с Давидом по очереди и рывками.

Протянув руку, еле ощутимо касаюсь спинки сына.

Он такой крошечный. Адель была крупнее, когда родилась.

Невольно улыбаюсь, глядя на моих мужчин. Сердце плавится от любви к ним. Трепетной и безусловной к сыну, и нетленной, безоглядной к Давиду…

Раньше я думала, что невозможно любить его еще сильнее, но я ошиблась.

Знать и любить его, как моего первого мужчину — это одно, а познать в роли отца нашим детям — совсем другое.

Любящего и заботливого отца. По отношению ко всем своим детям, коих у него теперь уже четверо.

Еще немного полежав рядом, я осторожно встаю с кровати.

Амирана бы по-хорошему переложить в кроватку, но трогать спящих детей равно тоже самое, что вырвать чеку из гранаты. Два часа безостановочного плача обеспечены.

Поэтому набросив халат, я тихо выхожу из спальни. На встречу мне как раз сонно топает Адель.

— Мамочка.

Медвежонок мой умилительный. Светлые волосы растрепаны и торчат в разные стороны.

— Да, малыш, ты давно проснулась? — Беру её на руки и несу в её комнату.

Еще только семь часов, вряд ли она готова начинать свой день. Адель часто просыпается, идет к нам, а потом снова засыпает, получив свою дозу утренних объятий от меня или Давида.

— Только что, — отвечает на ломанном детском, — ты полежишь со мной?

— Конечно.

Уложив дочь в кровать, ложусь с краю и прижимаюсь губами к мягкой макушке.

Адель у нас маленькая принцесса. Чем-то напоминает мне Алису в детстве. Самостоятельная, но не без чисто девичьих замашек, коими часто пользуется при общении со старшими братьями. Гор с Арсеном не особо-то и против.

Равномерно засопев, она уплывает в сон почти моментально. Такая вот привычка вставать утром и требовать нас к себе у нее появилась после рождения сына. Видимо включилось детское желание получить чуточку больше родителей и себе. Ведь раньше была только она — любимая папина дочка, которой доставалось все родительское внимание, а теперь его нужно делить напополам с младшим братом.

Но это ничего, привыкнет. Нашей любви хватит на всех наших детей, и будущих тоже.

Оставив дочь досыпать, выхожу в коридор. В ванной шумит вода и я, не раздумывая отправляюсь туда.

За прозрачной ширмой принимает душ Давид.

Не тратя времени, скидываю халат и забираюсь к нему.

— Доброе утро, — млею, прижимаясь к спине мужа грудью, и пальчиками пробегаясь по подтянутому торсу.

— Ммм, доброе, — улыбается он. — Можно ниже.

Обхватив мою руку, опускает её вниз, на свою утреннюю эрекцию. Меня тут же обдает жаром, едва я касаюсь твердости. Сомкнув вокруг него пальцы, делаю несколько движений вверх-вниз, от чего Давид удовлетворенно шипит.

Наш секс сейчас напоминает игру «Кто не успел, тот опоздал». С двумя детьми дома — это действительно, как соревнование. Получается полностью насладиться друг другом только, если Адель у Тиграна Армановича с ночевкой, или у Мариам.

Тогда мы дожидаемся, когда засыпает Амиран и перебираемся в зал, не выпуская друг друга до следующего зова сына.

Тигран Арманович сам приехал к нам, когда узнал о рождении Адель. А потом и к Мариам, после рождения у неё сына Давида. Живёт он теперь здесь на постоянной основе. Лусине же осталась на родине. Не знаю, какие у них отношения. Мы никогда не говорим о ней, но если судить из того, что видятся они пару раз в год, можно сделать определенные выводы…

Развернувшись, Давид без лишних слов, жадно набрасывается на мой рот. Прелюдии — это роскошь, которую мы позволить себе не можем. Да и не нужны они нам. Я хочу его сейчас же.

— Иди ко мне, — уперев меня руками в стену, Давид обхватывает мои бедра и уже через мгновение меня растягивает от требовательного проникновения.