Любовный треугольник (СИ)

— Да… Не прямым текстом, но было понятно. Ты бы видела его. Он сказал, что ничего не прошло. Что не знает, когда пройдёт, — я задыхаться начинаю от её слов. Не то, чтобы я не догадалась. Но думала, скорее, что это желание отомстить, или нечто в этом роде. Но теперь… — тараторит Мари, — У него есть Ани, Оль. И Гор с Арсеном. А у нас ведь не разводятся. Ну… точнее разводятся, но это точно не про семью Ани. Её родители выросли в селе, как и мои. А раньше брак был священным. Разводы не приветствовались, а женщину, которую бросил муж, не хотели видеть даже на пороге собственного дома.

— Я не собираюсь уводить его из семьи, Мари, — произношу не своим голосом, качая головой, — То, что случилось… я не знаю как это объяснить. Какая-то сумасшедшая потребность, то, что снесло нас обоих, но больше никогда не повторится.

Мариам набирает в легкие воздух и лихорадочно его выдыхает.

— Оль, мне так жаль… — обнимает меня и кладет голову мне на плечо… — Так жаль…

— Мне тоже…

23 Ани

— Я говорила Тиграну, что нельзя вывозить детей из Еревана. Говорила, что это может на них отрицательно сказаться. Но он не послушал. Надо мол им развиваться. Доразвивались… Неблагодарные!

Лусине со злостью ударяет ладонью по столу, а я вздрагиваю.

Пару дней назад, когда Давид сказал, что Мариам уехала с Демьяном, я сначала не поверила. Думала, это шутка такая… невероятно глупая шутка.

Но как оказалось, нет. Его сестра действительно отвернулась от семьи ради чужого, не нашего мужчины.

Лусине приехала ко мне полчаса назад, взвинченная, на эмоциях. Эта бедная женщина разве что не плачет, но вместо неё это делаю я. Понимаю, что она не хочет показывать своих слез, а у меня вот справиться с эмоциями не получается.

— Поверить не могу, что Мари так поступила, — произношу, глотая слезы обиды за родителей Давида.

Они ведь её семья. Эти люди дали ей жизнь. Воспитали. Во всем поддерживали, даже больше, чем некоторые другие из моих знакомых. А она вот так бессовестно развернулась и ушла, бросив тех, кто её любит. Предала их, отвернулась…

— А вот представь, — Лусине резко встаёт со стула и забирает свою чашку с недопитым чаем.

Ставит её в раковину и принимается мыть, заодно вымывая тарелки, которые я поставила туда перед её приходом, после того, как мальчики пообедали.

— Я помою, — встаю, чтобы перехватить её, но она будто не слышит меня.

— Дочка называется. Отблагодарила нас так. Опозорила на всю округу. Как теперь людям в глаза смотреть? Как голову поднять? Стыдно-то каааак, — ударив по крану, опирается на раковину руками.

— Не переживайте, — стараюсь успокоить её и принимаюсь гладить по плечу, — это ужасно. Но вам нужно держаться. У вас есть мы. Я, мальчики, Давид…

— Да уж… Давид… — яростно выплевывает она, разворачиваясь и этим сбрасывая мою руку, — предатель не меньше дочери. Это же надо, взять и позвонить этому… Даже имени его язык не поворачивается произнести.

Чувствую, как от стыда еле на ногах стою. Новостью о том, что Давид помог Мариам я была шокирована не меньше, чем её уходом. А то даже и больше. В голове до сих пор не укладывается зачем он так поступил. Ведь мог поговорить с ней. Мариам очень прислушивается к его мнению. Мог объяснить, навести на правильную мысль. Пусть бы попробовала построить отношения с Нареком. Ведь он хороший парень. Работящий, не пьет. По — началу много кто так живёт без сильных чувств. Потом со временем приходит любовь, все налаживается. Родились бы у них малыши и жили бы счастливо.

Но мой муж выбрал привести домой Демьяна, тем самым показав родителям, что принимает выбор сестры.

— Я не знаю, что сказать, — произношу виновато, — не понимаю его поступка.

— Зато я понимаю, — Лусине произносит со странной интонацией и взгляд при этом у неё блестит непонятной мне ненавистью.

— О чем вы?

Метнув в меня взгляд, быстро мотает головой.

— Сестру он любит сильно. Вот и вступился, — спешно объясняет, — Но, если бы не вы с Гором и Арсеном, мы бы его на порог нашего дома тоже больше не пустили. А так… Вы ведь не при чем. Внуки наши не виноваты, что отец их предатель.

Прижимаю ладонь ко рту и трясу головой. Как нам теперь жить с этим? Как в глаза его родителям смотреть, Боже?

Заметив моё состояние, Лусине подходит ко мне и крепко сжимает плечи.

— Ты только ничего ему не говори, поняла? Это только мы с тобой можем так вот поговорить и выложить друг другу душу. Ему этого знать не нужно.

Киваю, а спустя час провожаю её до автобуса.

Дома все буквально валится из рук. Звонит моя мама, которая уже тоже в курсе ситуации. Негодует и чуть не плачет. Для неё дети — самое важное в жизни. Она меня родила очень поздно. Я была слабым ребёнком и часто болела, а она каждое моё заболевание переносила как нечто угрожающее моей жизни. Сидела над моей кроватью ночами, молилась. Говорила, что, когда я вырасту отдаст меня только за самого лучшего мужчину.