Ко мне сватались несколько мужчин из села, но самым настойчивый был сын нашего старосты. Геворг, на двадцать лет меня старше, не раз пытался подловить меня у дома. Ухаживал. Привозил из города сладости. Вроде обычный мужчина, каких у нас в селе каждый первый, но я его жутко боялась. Пугал меня его сальный взгляд и намёки. А ещё он любил выпить. Когда приезжал к родителям, всегда привозил с собой несколько бутылок водки. И в один из вечеров вот так за рюмкой, начал требовать отдать меня за него.
Благо, родители на тот момент уже начали обсуждать наше с Давидом замужество. Оно еще не было решенным до конца. Просто разговоры, как хорошо было бы, если бы их дети поженились. Для них это были разговоры, а я ждала… Ждала, когда же случится то, что мама обещала мне с детства. Я всегда представляла себя только с Давидом. Никого другого даже не рассматривала.
Отец соврал тогда Геворгу на свой страх и риск. Сказал, что я уже обещана Давиду, но тот не поверил, потребовал доказательств. Помню, как я проплакала всю ночь, понимая, что, если Давид себе за это время нашёл другую невесту, мне придется выйти замуж за Геворга. Он все-таки сын старосты и отказывать ему без веских оснований мой папа не стал бы. Молилась всю ночь и обещала Богу, что стану Давиду самой лучшей женой, лишь бы он еще никого не встретил. Мама слышала мои всхлипывания и тихонько войдя в комнату, долго гладила меня по голове, обещая, что всё будет хорошо.
На утро она связалась с Даниелянами, рассказала им о Геворге. Всего разговора я не слышала, потому что она ушла в комнату, но они как-то решили ситуацию, и уже через неделю все в селе знали, что мы с Давидом поженимся.
Конечно, Геворг был очень зол. Пригрозил им лишить их работы, если вдруг окажется, что меня только — только сосватали, а не давно.
Давид об этом не знает до сих пор. Ему дядя Тигран сказал, что просто так надо. Ему выбрали невесту, и он должен на мне жениться.
Давид же для меня стал не только тем, о ком я мечтала с детства, а и моим спасителем в прямом смысле слова.
А теперь вот… Я даже не знаю, как и быть.
Никогда и мысли не допускала, что он способен пойти против матери с отцом и так с ними поступить.
24 Ани
— У Мариам с Демьяном свадьба через неделю. Парней оставим моим родителям на время, пока съездим на празднование.
Так и замираю с машинкой в руке, которую собиралась положить в мешок для игрушек.
Оборачиваюсь и растерянно смотрю на мужа, который только пришёл после работы.
Мальчишки давно спят. На часах десять. Последние дни он приходит уже затемно. Ужинает, принимаете душ и ложится спать.
— Ты правда решил поехать? — во все глаза наблюдаю за тем, как он вскидывает бровь и запрокидывает назад голову.
Привычка, демонстрирующая его несогласие или любые отрицательные эмоции.
Раньше я замечала, как он делал так в разговоре с другими, а теперь вот всё чаще стал и со мной.
— Что за вопрос, Ани? Мариам моя сестра. Конечно, я поеду на её свадьбу. И ты тоже.
— Давид, — стараюсь звучать уверенно, но не агрессивно, хотя сейчас именно так себя и ощущаю, — я не понимаю тебя. Разве ты не видишь, как твоим родителям плохо от того, что произошло?
— Им плохо от того, что они не в состоянии поддержать свою дочь, — категорично отрезает он, — а не от того, что она ушла.
— Нет, именно от того, — восклицаю я, и тут же понижаю тон, — твоя мама… — произношу намного тише, — Она очень тяжело переживает уход Мариам. Ты не хочешь замечать, но ей больно. Когда так поступает собственный ребёнок, это ужасно. Представь, если Арсен или Гор так однажды придут к тебе и скажут, что уходят от нас из-за того, что влюбились. Что ты будешь делать?
— Познакомлюсь с их избранницами.
Мои глаза в ужасе округляются.
— Даже если они будут не армянками?
— Мне плевать кем они будут. Хоть китаянками. Если сыновья будут счастливы с ними, я благословлю их.
— Как ты можешь так говорить? — непонимающе верчу головой, не узнавая мужа. — Давид! А как же кровь?
— А что кровь? Грязнее станет от того, что они родят не чистого армянина? — глаза мужа сощуриваются и опасно блестят, — Скажи, Ани, ты сама-то примешь любую избранницу сыновей?
— Нет! То есть… Да, — от волнения у меня начинают трястись руки. Я не понимаю его. Смотрю на него, а перед глазами будто чужой человек. — Давид, речь не о них. Речь о Мариам. И я… Прости, но я не хочу присутствовать у неё на свадьбе.
Чувствую, как гореть начинаю, потому что впервые между мной и Давидом настолько сильное разногласие.
— Не хочешь… — повторяет он медленно, будто сам для себя.
— Не хочу. Это как предать твоих родителей. Я не могу так с ними поступить. Они не простят. Да и моя мама тоже не поймёт. Она до сих пор поверить не может в происходящее.
Мне кажется, у меня поднимается температура. Хочется приложить ладони к щекам, чтобы остудить их. Мне не нравится, как Давид смотрит на меня. Не нравится то, что наши мнения расходятся. Но если в чем-то я могла молчать раньше, то в этом не могу. Мне совесть не позволит уехать и веселиться на свадьбе Мариам. Свадьбе, которой все не рады.
— Что ж… Я не заставляю. Оставайся дома.