Любовный треугольник (СИ)

Целуясь, хаотично гладя друг друга, заглядываем в глаза, снова сплетаемся. Его пальцы зарываются в мои волосы, губы целуют лицо, глаза, щеки, мочки уха. Зубами несдержанно прикусывает кожу.

Молча, без слов… мы говорим друг другу столько, сколько не смогли бы облачить в буквы.

Я всегда буду любить тебя — транслируют мои глаза.

Ты всегда будешь той, кого люблю я — отвечают его.

Движения становятся более резкими, рваными. Пока целуемся, к соленому вкусу моих слез добавляется привкус крови. Это мы ударились зубами. Всхлипнув, принимаю в себя жесткие толчки. Давид оттягивает мою голову назад, и смотря прямо в глаза, ускоряется. Нависает сверху, обхватывая мою шею ладонью.

Любимое лицо искажено напряжением и болью. Он большими пальцами стирает мои слезы, и я уплываю. Содрогаюсь всем телом, видя, как подрагивает мое отражение в его темных зрачках. Давид ловит мои эмоции, сцеловывает хрипы с губ. Уже будучи на грани собирается отстраниться, но я обхватываю его торс ногами и не пускаю.

Сегодня можно… Говорю то ли вслух, то ли про себя.

Скорее всего вслух, потому что, дернувшись во мне несколько раз, Давид впечатывает меня в себя и застывает.

Мы оба не дышим.

Меня больше нет…

Наверное, именно в этот момент я прощаюсь с той собой, кем была все эти годы… Отрываю её от себя с мясом и отпускаю…

Минута, две, три… Обессиленно опустив ноги, отпускаю и его.

Последний взгляд, горячие губы на моих, заморозка возвращается в мое тело, блокируя боль, как при шоковом состоянии. Потом я обязательно переживу её целиком. Сейчас же я не в силах сделать даже этого.

Наблюдаю за тем, как оправившись, Давид направляется к выходу из зала. Оборачивается, подарив мне долгий пронзительный взгляд, а потом уходит, бесшумно прикрыв за собой дверь.

Из глаз снова текут слезы, но я стираю их и судорожно наполняю легкие кислородом.

Прикладываю ладонь к холодному стеклу, провожая отъезжающий автомобиль взглядом…

Я обещаю тебе, что ты всегда будешь в моем сердце, любимый. Для тебя там особое место…

Но счастлива я буду с другим…

55 Ани

Давида нет уже четыре часа…

Четыре часа, которые длятся для меня, как вечность. Оказывается, я раньше не знала, что такое страх. Жуткий, липкий, вызывающий боль в груди.

Я слоняюсь по квартире взад и вперед, ни живая ни мертвая. Сбрасываю звонки от Лусинэ, потому что говорить с ней у меня нет сил. Представляю, что он там с Олей, и слезы не удерживаются в глазах.

Неужели он действительно любил её всё это время? Её, не меня… Несмотря на то, сколько я вкладывала в нашу семью. Разве этого ему было мало?

Обессилев, плетусь в комнату и сажусь на кровать. Холод окутывает каждую клетку, и я не могу согреться даже в одеяле.

Всё время бросаю взгляд на часы и сжимаю телефон на случай, если Давид позвонит.

Через полчаса набираю родителей и прошу их сегодня оставить мальчиков у себя. На вопрос мамы о том, что случилось, отвечаю, что мы хотим с Давидом провести время вдвоём.

Этот ответ даётся тяжело и приходится все время проглатывать ком в горле, но её вполне устраивает. Мама с удовольствием проводит время с мальчиками, они с папой по ним очень соскучились за все то время, пока мы жили здесь.

Когда внизу хлопает дверь, я машинально вжимаюсь в спинку кровати спиной и подтягиваю к себе колени. Дрожь охватывает каждую клетку, пока Давид поднимается по ступеням. Каждый его шаг, как удар гонга в голове.

Сердце еще немного и высочит.

Войдя в спальню, он мимолетом обводит меня взглядом, а потом берет стул и ставит его около кровати, развернув спинкой вперед. Садится, смотря прямо на меня.

Уставший, под глазами темные круги, но собранный. На лице почти нет эмоций.

— Поговорим?

Судорожно втягиваю ртом воздух. Говорить мне страшно… я боюсь услышать то, что убьет меня.

— Только без слез, Ани. Как взрослые люди.

Крепче прижав к себе колени, смотрю на него сквозь подрагивающую пелену влаги в глазах. Ничего не могу поделать с собой.

— Мне очень больно… — шепчу сипло.

— Знаю. И прошу прощения за то, что эту боль причинил тебе я. Ты не заслуживаешь этого.

Не думала, что может быть еще больнее от того, что вот так признают вину — в лицо говорят о том, что сознательно предали…

— Но и говорить о том, что тебе больно ты должна была мне, а не Оле. Узнав о нас, нужно было не впадать в истерику, а на прямую говорить со мной. Выяснять отношения нужно между собой. Это я тебя предал, а не Оля. Она — последняя, кто хотел бы причинять тебе эту боль.

— Ты так защищаешь её… Значит, это правда? Ты любишь её?

— Да. Уже очень давно.

Не удержавшись, прячу лицо в ладони и всхлипываю. Происходящее кажется кошмарным сном. Я бы все отдала, чтобы проснуться и всё снова было так, как раньше. Спокойно, тихо, и в Армении, а не здесь. В этом ужасном месте, где все для нас изменилось.

— Я не говорил, потому что знал, как ты отреагируешь.

— Я не хотела бы знать этого всего вообще, — шепчу задушено.

— Ты бы предпочла, чтобы я молчал о том, что у меня отношения на стороне?