Любовный узел, или Испытание верностью

Думы Оливера были так полны образом Кэтрин, что понадобилась еще минута, прежде чем всплеск радости нарушили другие соображения. Тем острее и глубже вонзились в его мозг интимность, с которой Луи произнес «Кэтрин» без всяких иных добавлений, словно он хорошо ее знал, воспоминания о женщине в красном платье и темном плаще, тяжесть век де Гросмона от только что полученного удовольствия. Словно молотом обрушилась мысль, что Кэтрин заплатила этой змее выкуп собственным телом.

– Если ты прикоснулся к ней хоть пальцем, я убью тебя! – прорычал рыцарь, вскочив на ноги со сжатыми для удара кулаками.

Одним легким движением Луи перепрыгнул через стол, чтобы он оказался между ними.

– А если ты тронешь меня хоть пальцем, то будешь висеть на стене до тех пор пока вороны не очистят твои кости!

Де Гросмон посмотрел на других стражников, которые уже двинулись к ним, со свистом обнажив мечи, и коротким взмахом руки велел вернуться на место.

– Сядь, – приказал он Оливеру. – Это нам ничего не даст. Кроме того, ты многого не знаешь.

Оливер очень неохотно опустился обратно на скамью, однако глаза его по-прежнему пылали боевым огнем, а удары сердца тяжело отдавались в горле.

Луи остался стоять. Он потер ладонью подбородок, делая вид, что собирается с мыслями, хотя просто держал паузу. Наконец, выбрав подходящий момент, нанес жестокий удар:

– Я имею полное право прикасаться к Кэтрин хоть пальцами, хоть чем мне будет угодно, потому что она моя жена.

– Твоя кто? – задохнулся Оливер.

– Законная, венчанная и врученная мне с благословения церкви шесть лет тому назад. Мою Кэтрин я знаю с тех пор как мы еще детьми лепили из грязи замки во дворе Чепстоу.

– Ее муж мертв. – Слова сорвались с губ Оливера, хотя он едва сознавал, что произносит их. Мою Кэтрин? Иисусе, это непереносимо!

– Она думала так до сегодняшнего дня, но теперь знает правду. – Луи сдержанно улыбнулся, как от приятного воспоминания. – Разумеется, я не сержусь за нее за то, что она сняла вдовий платок, хотя могла бы быть и потерпеливее. Я все равно вернулся бы к ней.

– Но ведь именно ты бросил ее! – В голосе Оливера клокотала ненависть. Если бы у его бедра висел меч, он бы сейчас воспользовался им.

– Каждый человек хоть раз в жизни да ошибается, – пожал плечами Луи, словно дело было вполне обычным. Он осмотрел свои ногти и пощелкал ими. – Я не святой, согласен, но она это признает, как признала и причину, по которой мне пришлось бежать из Чепстоу, разыграв мертвеца. Разумеется, – тут он глянул Оливеру прямо в глаза с полным самообладанием, – если она захочет уйти с тобой, я мешать не буду, хотя, как мне кажется, она предпочтет сохранить супружеский обет.

– Ты так думаешь? – тон Оливера был исполнен отвращения. – Она пришла сюда, чтобы выкупить меня, а не искать тебя. Прошлое мертво.

Думай как знаешь, – снова пожал плечами Луи. – Только ты обманываешь себя. Мне не понадобилось силы, чтобы заставить ее лечь со мной только что. Она была более чем согласна и вовсе не разыгрывала из себя мученицу, которая платит таким образом выкуп. Она до сих пор привязана ко мне. Тебе совершенно незачем верить мне на слово. Спроси ее сам, прежде чем уйдешь.

Луи отвернулся и неторопливо направился к двери.

В один ужасный момент Оливеру показалось, что он сейчас втащит в комнату Кэтрин и выставит сложившуюся ситуацию на всеобщее обозрение, однако де Гросмон всего лишь поговорил со стражей. Раздался лязг металла, и он вернулся к Оливеру с поясом из Святой земли и оружием.

– Твой щит и шлем в караульне, конь в стойле, – сказал Луи, свалив то, что нес в руках, на стол. – Возьми их и постарайся оказаться подальше отсюда – до того, как ворота закроют на ночь.

Оливер перебирал в пальцах пояс, рассматривая знакомые медальоны. Единственная знакомая вещь во вставшем наперекосяк мире. Очень медленно, словно из тела выкачали все силы, он встал, опоясался. Так хотелось схватиться за меч и обрушить его на курчавую, красивую голову де Гросмона, но клинок остался в ножнах. Луи явно был готов к этому и, возможно, даже рассчитывал на подобный оборот, потому что покушение давало ему право убить соперника по суду.

– Еще две вещи, – вежливо сказал де Гросмон, хотя лицо его исказилось от нескрываемой злобы. – Во дворе ждет слуга, этакий бык. Забери его с собой. Моей жене больше не понадобятся его услуги. Ты найдешь ее в капелле. Полагаю, что на прощание понадобится всего несколько минут. – Он развел руками. – Ты свободен.

Какая ложь! Оливер смотрел в темные, как обсидиан, глаза Луи де Гросмона, в которых не было ничего кроме вызова и насмешки. Этот человек только что швырнул его в глубокий темный колодец отчаяния, лишив всякой надежды на освобождение.

– Помоги тебе Бог, если мы еще раз встретимся на бранном поле, – проговорил рыцарь сквозь стиснутые зубы.

– О, он поможет, – неприятно усмехнулся Луи. – Бог всегда на стороне тех, кто помогает себе сам.