Любовный узел, или Испытание верностью

В первый вечер в большом зале Луи сидел в кресле лорда за высоким столом в темно-красной одежде с золотой вышивкой. Кэтрин – по его настоянию – тоже одела самое лучшее. Из сундуков достали лучшие скатерти, которые желтели там последние десять лет. Хэмфри де Чешем не любил выставлять что-либо напоказ. Ему хватало чисто выскобленной столешницы, как сказала Кэтрин служанка, передавая ключи от сундуков с бельем.

Крепость была отлично построена в военном отношении, но ей совершенно не доставало женских рук. Хэмфри де Чешем был вдовцом, который обходился при необходимости девками из таверны, а все домашнее хозяйство Уикхэма взвалил на служанок.

Кэтрин видела, сколько предстоит сделать, но ее буквально душила придворная роскошь; молодой женщине гораздо больше был по душе стиль загородного дома, заданный Чешемом. Однако планы Луи не ограничивались свежим ароматным тростником на полу и несколькими дополнительными подушками на скамьях.

– Лорд должен жить как лорд, а не крестьянин, – отвечал он, когда Кэтрин сомневалась относительно необходимости расширять стойла, перестраивать кухни и полностью обновлять жилые покои. – Я велел мастерам вставить стекла в верхние окна и…

– Стекла? – воскликнула в ужасе молодая женщина. – Ты знаешь, сколько это будет стоить? Где ты возьмешь деньги?

– Есть способы, – неопределенно махнул рукой Луи и, прищурившись, посмотрел на нее. – Вечно ты высчитываешь полпенни и фартинги.

– А ты всегда тратишь даже то, чего у тебя никогда не было, – ядовито заметила Кэтрин.

Де Гросмон нахмурился, затем с видимым усилием стряхнул раздражение и положил свою руку на ее.

– Я не хочу ссориться с тобой, во всяком случае, не в первый же вечер на новом месте. Не порть его, Кэтти.

В глазах его появилось просительное выражение с легким оттенком долготерпения, которое всегда заставляло молодую женщину почувствовать себя каргой и губительницей любой радости.

Но если не в первый вечер, то когда, спросила себя Кэтрин со слабым предчувствием грядущего. Пока она держит язычок за зубами и играет вместе с ним, никаких споров не будет. Но стоит ей свернуть на более широкую и безопасную тропу, вместо того чтобы танцевать на лезвии ножа, ссоры неизбежны… как и прежде.

– Кэтти? – заискивающе произнес Луи, заглядывая ей в лицо. Затем выражение стало несколько озорным, и он сжал под столом ее бедро. – Тебе понравится стекло в спальне?

Молодая женщина улыбнулась. Есть в нем нечто такое, против чего решительно невозможно устоять. Она слышала, что горностаи умеют подманивать к себе птиц, так что бедняжки слетают с деревьев прямо им в пасть. Наверное, Луи немного похож на такого горностая.

– Понравится мне это или нет, но мы не сможем себе это позволить, – сказала она, но уже гораздо менее серьезным тоном.

– Мы не сможем себе это не позволить, – усмехнулся он, поднося свободной рукой кубок с вином к ее губам – Кому охота мерзнуть ночью?

Генрих Фитц-Импресс, наследник спорного королевства своей матери, вел себя на качающейся палубе как прирожденный моряк. Он широко расставил ноги, чтобы сохранять равновесие, и неотрывно следил за линией побережья Англии, постепенно вырисовывающейся за горизонтом. Ему было девять лет. Для своего возраста он был невысок, но крепок, с густыми ярко-рыжими волосами и светлыми, серыми, как стекло, глазами. Старики, которые еще помнили его прадедушку, Вильгельма Завоевателя, говорили, что прослеживается несомненное семейное сходство. Оливер же знал только одно: этот мальчишка ни минуты не сидит спокойно. Собственно говоря, он вообще никогда не садится. Вопросы льются из него, как вода, и на большую часть даже ответить нельзя. Ум этого девятилетнего ребенка настолько остр, что окружающие просто из последних сил выбиваются, чтобы снабдить его достаточной пищей.

Оливер с нетерпением следил за приближением земли. Они направлялись в Уорхем. Он принадлежал графу Роберту, но был захвачен отрядами Стефана: именно поэтому они подходили в сопровождении пятидесяти двух боевых кораблей с тремя сотнями рыцарей на борту. Оливер был готов сражаться. Каждый из солдат Стефана имел для него лицо Луи де Гросмона, и он не собирался никого щадить.

Оливер совершил путешествие в Нормандию в составе посольства графа Роберта, целью которого было упросить мужа Матильды, Готфрида Анжуйского, явиться в Англию и оказать помощь в ее деле. Готфрид ответил, что он слишком занят собственной войной в Нормандии, но его «возлюбленная жена» – слова эти были произнесены с саркастическим поднятием бровей – может воспользоваться обществом и помощью ее старшего сына и провозглашенного наследника.

Пока Роберт был в Нормандии, Стефан успел оправиться от своей болезни. Перехватив инициативу, он взял Уорхем и двинулся на Оксфорд, где в данный момент и осадил королеву. Молчавшие на протяжении чуть ли не целого года боевые рога снова запели.

– Я умею говорить по-английски, – гордо заявил Генрих. – Henry ist mon noma.[3]

Он покосился на Оливера, который разворачивал тяжелый сверток, сделанный из поддоспешника и кольчуги.

– Ты понимаешь, что это значит?