Любовный узел, или Испытание верностью

– Господне око! – всхлипнул Джеффри, пока Оливер тяжело вставал на ноги. Стрела пробила мышцу бедра насквозь. – Убивай себя, если хочешь, эгоистичный ты бастард, но не надейся, что остальные будут умирать вместе с тобой!

– Так убирайся! – рыкнул Оливер. – Я не просил тебя вмешиваться и спасать мою жизнь!

– Тебе и не надо просить, – бросил Джеффри. – Я твой друг, хочешь ты этого или нет.

– Ха! Будь ты моим другом, ты не мешал бы ему прикончить меня.

Джеффри поиграл желваками, пытаясь взять себя в руки.

– Помешал бы. Твоя жизнь стоит дороже, чем бессмысленная гибель в этом маленьком грязном порту.

Он слегка наклонился, подставил плечо Оливеру и добавил с мрачной усмешкой:

– По крайней мере, дальше драться ты не можешь. Какое-никакое, а благо.

– Проклятие, – горько отозвался рыцарь.

К началу вечернего прилива замок Уорхем был взят. Полная победа. Принц Генрих ужинал в большом зале крепости, сидя на двух подушках, чтобы достать до стола. На его лбу сиял королевский золотой венец, против которого он долго возражал: натирает, кожа под ним чешется, голова болит.

– Если я король, то никто не может заставить меня носить корону, пока я сам не захочу, – недовольно заявил он дяде.

Роберт Глостер сурово взглянул на мальчика и ответил:

– Весьма вероятно, что тебе вообще не придется носить корону. Кроме того, очень неучтиво жаловаться, когда столько добрых рыцарей пожертвовали собой ради твоего дела.

Генрих опустил глаза на скатерть. Его лицо покраснело, губы капризно надулись, но стоило только этим признакам появиться, как они тут же и пропали. Мальчик прикоснулся к венцу на своем лбу.

– Извини, – сказал он просто и посмотрел на человека, сидевшего за графом Робертом. – Оливер, как по-английски «корона»?

– Cynehelm, сир, – склонил голову Оливер.

Он чувствовал себя ужасно. Генрих настоял, чтобы его устроили за высоким столом, вместо того, чтобы отправить за один из боковых вместе с Джеффри и прочими приближенными рыцарями. Нога пульсировала от боли, хотя лекарь извлек наконечник стрелы, промыл и перевязал рану. Рыцарю хотелось только лечь и уснуть, но на данный момент он попал в любимцы принца Генриха, а мальчишка был свеж и бодр, как только что отчеканенная монетка.

– Хорошо, – кивнул Генрих. – Ic wille awerian min cynehelm.

Он перевел взгляд на своего дядю.

– Это значит: «Я буду носить мою корону». Роберт вымученно улыбнулся.

– А как будет «пора ложиться»? – спросил он у Оливера.

Следующие несколько дней Оливер был вынужден безвылазно сидеть в зале из-за своей ноги. Она заживала хорошо и практически не гноилась: может быть, из-за того, что рыцарь лечил ее сам. Умирать нужно было в битве, от быстрого удара копьем. Но даже самый отчаявшийся мужчина не выберет медленную мучительную смерть от сочащейся ядом раны.

После того как наконечник стрелы был удален, он извлек из седельной сумки маленький узелок. Лечить рану бальзамом из гусиного жира, который приготовила Кэтрин – это был один из ее первых составов, – доставляло даже какое-то извращенное удовольствие. Рыцарю нравилось вспоминать, как она размешивала толченые целебные травы в бледном жире и аккуратно разливала зелье по маленьким горшочкам, один из которых вручила ему.

– Вылечит или убьет, – пошутил он, принимая горшочек из ее руки.

Теперь он повторил эти слова сам себе, и его горло сжалось, хотя губы улыбались.

Принца Генриха очень заинтересовал деревянный горшочек с бальзамом.

– Что это?

– Целебная мазь для раны.

– А где ты ее взял? – Генрих понюхал зеленое вещество с приятным ароматом, взял немного на палец и растер.

– Получил от подруги. Знахарки.

Глаза мальчика загорелись от любопытства.

– Я никогда не встречал знахарок. Она живет где-нибудь поблизости?

– Только в моем сердце, – покачал головой Оливер.

– А, так она тебя заколдовала?

Оливер горько рассмеялся и готов был уже согласиться с мальчиком, но здравый смысл удержал его. Повитух и знахарок и так уже окружает достаточно суеверий, чтобы добавлять к ним еще, особенно если разговариваешь с будущим королем Англии.

– Нет, нет, – покачал головой он. – Она была вдова, и мы были помолвлены, но затем ее пропавший супруг воскрес из мертвых.

Господи, это было еще хуже. Во взгляде мальчика так и читалось слово «некромантия».

– Садись, – сказал Оливер. – Я попробую объяснить.

Генрих сел и, к его чести, даже почти не крутился, пока Оливер рассказывал о себе и Кэтрин. В этом тоже было мучительное наслаждение, словно из воспалившейся раны вытекла часть гноя.

Мальчик посмотрел на рыцаря задумчиво, но без особого понимания. Его собственные родители жили раздельно почти столько, сколько он себя помнил, а когда были вместе, то вели себя как кошка с собакой. У отца были возлюбленные, которые приходили и уходили. От одной из подобных связей у Генриха остался сводный брат, Гамелин.

– Есть и другие женщины, – махнул он рукой в направлении трех жен рыцарей, которые занимались вышиванием и болтали. Раздался легкий смех, рука поправила плат.

– На самом деле их слишком много, сир, – кивнул головой Оливер.

Генрих прищурился, затем решительно кивнул.