Любовный узел, или Испытание верностью

– Ты не возьмешь с собой Розамунду? – выдохнула Кэтрин. – Я не могу бежать, и хочу, чтобы она очутилась в безопасности, что бы ни случилось.

Женщина посмотрела, как Кэтрин держится за живот.

– Бог с вами, госпожа, – сказала она. – Конечно, возьму. Кэтрин поцеловала дочку и коротко обняла.

– Ступай с Годой. Я найду тебя позже.

Нижняя губа Розамунды дрожала, но она была послушной девочкой и не имела повода сомневаться в словах матери. Кроме того, дочь Годы Альфреда была ее лучшей подругой.

– С тобой все в порядке? – спросила Года, которая порывалась бежать дальше, но все же медлила.

Кэтрин слегка махнула рукой и кивнула. Она чувствовала приближение следующей схватки.

– Да, ступай. Я скоро.

Года велела Розамунде взять Альфреду за руку и быстро зашагала дальше, заставляя детей почти бежать. Розамунда оглянулась через плечо и помахала рукой. Кэтрин увидела овал светлого личика, черную прядку, которая выбилась из косы и вилась у самой щеки, и спросила себя, неужели она видит дочь в последний раз.

Чтобы наказать себя за такие мрачные мысли, она заставила свои ноги двигаться. Когда схватка была слишком сильной, она останавливалась и часто дышала. Боль отпустила, и в этот момент Кэтрин услышала первый вопль, резко обернулась и увидела клубы дыма, поднимающиеся от строений позади.

Бегущая и кричащая толпа стала гуще. К ней присоединились те, кто были дома и не слышали предупреждения, а теперь бежали от грабежей и огня.

Кэтрин сглотнула, почувствовав запах горящей соломы, который ветер швырнул ей прямо в лицо. Замок был уже почти близко, но, если ей не удастся найти убежища за его стенами, она погибнет. Ужас погнал ее вперед, шаг за шагом, а за спиной нарастал гул разрушения.

Между ее бедрами внезапно потекли горячие струйки, когда пошли воды. Они промочили нижнюю сорочку и башмаки. Схватки обострились, стали резче и глубже, заставив согнуться, когда она достигла внешнего рва. Когда Кэтрин закричала от боли и упала на колени, к наружным укреплениям подскакали первые солдаты; оружие в их руках отливало красным.

Люди с плачем и криками бросились врассыпную. Некоторые пали под ударами мечей и палиц. Боль отпустила, но Кэтрин не попыталась встать и бежать; вместо этого она опустилась на землю и закрыла глаза. Здесь было холодно, мокро, было опасно, но все же гораздо безопаснее, чем пытаться нестись наперегонки с отрядом Евстахия. Перед ее мысленным взором встал Пенфос, пылавший под ленивым летним небом, резня и насилие, запах крови и безжалостные глаза. Выкидыш Эмис. Оливер.

Ее скрутила следующая схватка. Кэтрин впилась ногтями в ладони и заглушила крик, прижавшись к влажной земле. Рот наполнился вкусом грязи, в ушах раздавался треск пламени и звон бьющегося друг о друга металла. Она словно растворилась во всем этом, а тело рвала страшная боль. Рев битвы усилился, как сама схватка. Мимо пронеслась лошадь; грязь из-под ее копыт забрызгала лицо Кэтрин. Она приоткрыла веки и увидела черные конские ноги и подковы. Сталкивались мечи. Возглас при нанесении удара и глухое падение, сопровождаемое криком боли. Она подняла глаза: в конские бока вонзились шпоры, всадник развернул лошадь и куда-то унесся.

На очень краткий, но благословенный момент родовые муки отпустили. Кэтрин не смела шевелиться, чтобы ее не зарубили, поэтому поле зрения оставалось ограниченным, и женщина ничего не могла понять. Верховые перестали нападать на бегущих горожан и бились между собой. Кэтрин так растерялась, что даже когда кто-то изо всех сил выкрикнул «Le Roi Henri!»,[7] она сперва не разобрала это.

И только увидев знакомого бурого жеребца Ричарда Фитц-Роя с белыми пятнами и красный щит с золотым львом, она сообразила, что вернулись их собственные войска. Ричард оглядывался, держа в руке меч. Его лицо с только что выросшей черной бородкой было сосредоточенным и суровым.

Кэтрин заставила себя встать и громко окликнула его по имени, но он не услышал. Ричард искал наемников Евстахия, и ему не было дела до истеричной, перемазанной грязью женщины.

– Ричард, ради Бога, помоги мне! – вопила Кэтрин, но он исчез, скрылся за гребнем рва.

Еще одна схватка, и чрево Кэтрин содрогнулось от неподдающегося контролю стремления сократиться.

Она, пошатываясь, добралась до внешней стены, чтобы опереться. В толпу бьющихся у наружных укреплений влилась еще волна всадников. Все чаще раздавался клич «Le Roi Henri!» Если бы Кэтрин не было так больно, она бы рассмеялась. По крайней мере, теперь она могла рожать под охраной.

Вспыхнул еще один красный щит: на этот раз с золотым крестом. Он был меньше и легче, чем у остальных, и всадник держал его слегка под углом, словно устала рука.

Конь был светло-серый, его шкура, загустевшая к зиме, слегка серебрилась.

– Оливер! – крикнула Кэтрин, вложив в этот вопль всю силу и всю душу.

Он повернул голову. Его глаза блуждали, словно он что-то услышал, но не понял, с какой стороны. Затем он увидел ее. Дернув за повод, он рывком вывел лошадь из ряда. В следующее мгновение, даже толком не дождавшись, пока конь остановится, он уже соскочил седла и обхватил ее руками.