«Необыкновенным явлением в средние века был народ хазарский. Окруженный племенами дикими и кочующими, он имел все преимущества стран образованных: устроенное правление, обширную цветущую торговлю и постоянное войско. Когда величайшее безначалие, фанатизм и глубокое невежество оспаривали друг у друга владычество над Западной Европой, держава хазарская славилась правосудием и веротерпимостью, и гонимые за веру стекались в нее отовсюду. Как светлый метеор, ярко блистала она на мрачном горизонте Европы и погасла, не оставив никаких следов своего существования».
Глава 25
Граница
Бывают моменты, когда даже евреи перестают быть евреями, до такой степени человек становится никем и ничем.
Порода комиссаров в своем зверином образе, поскольку она выражает русскую стихию, есть порождение варварства, которое имеет упраздниться в истории бесследно.
Наутро был таможенный досмотр. Василий Степняк, никогда не хлебавший из чаши антисемитизма и не стоявший даже в овирских очередях, не мог и представить себе, на что, оказывается, способны его бывшие коллеги. Посреди большого зала был канатами очерчен круглый ринг, внутри этого ринга за широкими плоскими столами стояли офицеры-таможенники и грузчики, а евреев с их ручным багажом запускали на этот ринг семьями, и стремительные жернова окриков и команд тут же подхватывали их, проталкивая, словно ударами хлыста, в беспощадную мельницу:
– Быстрей! К пятому столу! Ты что, не слышишь, корова старая? К пятому столу! Швыдко!…
– Раздеть ребенка! Живей!
– Чемоданы на стол! Что значит – не можешь поднять? А кто за тебя поднимать будет? Вам тут холуев нет! Быстрей! Быстрей!
Все содержимое чемоданов высыпалось на стол, сортировалось и ощупывалось быстрыми презрительными руками.
– Это что?
– Школьные тетради.
– Это рукопись! Рукописи вывозить нельзя!
– Но это школьные сочинения ребенка! Читайте: «Образ Лариной в поэме Пушкина…»
– Не разговаривать! Отдайте рукопись провожающим. Нет провожающих – в мусор! А это что?
– Мамины бусы…
– Жемчуг вывозить нельзя! Это контрабанда!
– Какая контрабанда?! Вы что! Это просто бусы!
– Поедете без бус! И лекарства нельзя!
– Но это от сердца! У меня…
– Не разговаривать! Где разрешение на вывоз фарфора? Одна чашка или десять – не важно! Без разрешения Министерства культуры старинный фарфор вывозить нельзя! А это что?
Жемчужные бусы словно случайно рассыпались по полу, фарфор, палех, мельхиор, кораллы, серебряная посуда, лишние, сверх нормы, банка икры или бутылка шампанского и вообще все ценное, на чем мог остановиться глаз, – все это властной рукой сдвигалось в сторону.
– Отдайте провожающим!
– У нас нет провожающих!
– Не важно. Достояние страны вывозу не подлежит! Сымайте серьги!
– Но личные украшения разрешено иметь!
– Не дороже чем на 250 рублев. А у вас дороже. Сымайте! Где еще золото? Нету? К гинекологу на досмотр! Вон у ту кабину! Быстрей! Живо! И дочку туда ж!
– Но ей только десять лет!
– Не важно! Пусть проверят! Мало ли чего вы ей промеж ног всунули! Што мы вас – не знаем! А вы хромаете, мужчина! Сымайте обувь! Протез? Тем более! Снять протез! Быстро!
– Я – инвалид войны, капитан запаса!
– Видали мы ваших инвалидов войны! Из Ташкента небось! Живо снять протез! Что-то он тяжелый для дерева. Вася, дай пилу!
– Да вы что! Товарищи, как я ходить буду?
– Мы вам не товарищи. Тамбовский волк тебе товарищ!…
Пила впилась в протез инвалида, отвертки вспарывали портативные радиоприемники и фотоаппараты, щипцы выламывали рычажки-буквы у пишущей машинки какого-то журналиста, шило продырявило меха аккордеонов и головы целлулоидных кукол, сильные пальцы выдавливали всю краску из тюбиков у художников, и Степняк ясно видел, что под видом формального поиска контрабанды здесь идет последний акт какого-то жестокого, мстительного мародерства. Те вещи, которые они не могли отнять и проверить, таможенники ломали, портили, превращали в груду лома и швыряли на другой конец стола вмеcте с надорванными подкладками детского пальто, мужских пиджаков, шапок, подушек.
– Не прикасайтесь к вашим вещам! Отойдите! Грузчики сами сложат!