Любви и тундра не помеха...

Радозь горестно вздохнула. Как она не отбрыкивалась, мать своё дело знала. Она терпеливо, но непреклонно наставляла младшее поколение на верный путь.

— Не хочу за оборотня! Хочу за нойда! — верещала страшная, как смертный грех, дочь колдуньи. У неё ещё и третий глаз был на затылке. — Зачем мне такой? Ещё и не человек?!

— Дурочка, у ваших детей будет возможность перекидываться в медведя. Два дара сразу творить чары будут петь в крови! Мы всем покажем, кто в тундре хозяин! Ты же понимаешь, что я тебе желаю только добра, золотко моё? Мы прямо сейчас и навестим своенравного Талу. Уверяю тебя, что колдовство не сразу после свадьбы спадёт. Этот дурень будет думать, что всех обвёл вокруг пальца. Только на самом-то деле всё будет совсем иначе! — и она весело расхохоталась визгливым, точно нож, режущим слух голосом.

— Хорошо, мама. Только вот если Тала мне по вкусу не придётся, сожру его до того, как он успеет сделать наследника! Это моё единственное требование!

— Хорошо, Радозь! Но с одним условием. Ты сделаешь это не раньше, чем мы оженим Угара и Выгахке! Славная выйдет парочка!

Две заговорщицы от хохота рухнули на пол вежи, застланный замызганными оленьими шкурами и некогда дорогими мехами. Мать и дочь катались и тихонько подвывали от радости. Потом Оадзь сдула в лицо дочке горсточку чёрной пыли. Она мгновенно придавая полное сходство с Иветтой. Потом обратила в кривенькое берёзовое веретёнце

Ведьма придирчиво осмотрела заколдованную дочь и осталась довольна своей проделкой. Пропела коротенькое заклятье и представила бревенчатый дом торговца Талы-медведя. Через миг Оадзь оказалась на просторном дворе за высоким частоколом. Запертые ворота порядком повеселили нечисть, ведь на них, как и на заборе, не было рун, что предотвращали саму возможность визита подобных ей неприятных гостей.

— Здравствуй, пригласи, что ли, в горницу, хам иноземный! — начала она с места в карьер.

— Я тебя не звал, Оадзь! Зачем припёрлась? — лицо у хозяина скривилось так, словно он только что выпил неразбавленного уксуса.

— Да вот есть у меня кое-что, что заинтересует тебя. Только вот просто так получить и не надейся!

— Показывай, ведьма, но если ты без веской причины побеспокоила меня, горько пожалеешь об этом! — в чёрных глазках Талы зажглись неприятные алые всполохи гнева.

— Уверяю тебя, то, что у меня есть, очень нужно именно тебе. Взамен ты должен привести ко мне того нойда, который одолел Угара в колдовском поединке. Очень уж он мне приглянулся, — Оадзь что-то пробубнила над веретёнцем, и хозяин увидел ведьму, на которую глаз положил.

— Я не колдун, в отличие от вас двоих. Моя магия — исключительно родовая.

— Пошевели мозгами для разнообразия, Тала. Может, и найдёшь решение проблемы. А до того счастливого мига Иветта побудет у меня, — и она снова обратила дочь в кривенькое веретёнце и исчезла также неожиданно, как и появилась.

— Оадзь, если с головы пришлой колдуньи упадёт хоть один волос, я найду способ превратить твою жизнь в сплошные мучения! — бессильно взвыл оборотень, напутствуя слишком уж обнаглевшую нечисть.

Он уже видел, как будет драть нос перед всеми, что его жена — могучая пришлая нойда. Осталось только придумать, как того колдуна заставить прийти к женщине-лягушке. Никакого подвоха чтобы чужак не учуял. Оборотень с наскока так ничего и не придумал. Поэтому решил возобновить прерванный отдых. Здраво рассудив, что утро вечера мудренее.

Женщина-лягушка сразу решила, что пусть лучше Радозь побудет пока молчаливым веретеном. Она погрузилась в сладкие грёзы о восхитительном будущем. До сыновей ей не было совсем никакого дела. Только младшенькая была похожа на мать и лицом, и характером, и силой колдовского дара.

Тем временем Выгахке пыталась уломать Угара на свои условия:

— Глупый, тебе же одна сплошная выгода, касатик! Ты получаешь обратно свой зуб, а я становлюсь замужней женщиной. Без него ты скоро совсем станешь простым духом. Оно тебе надо?

— Не надо мне такого камня на шею, нечисть! И при жизни глупостями не занимался! После смерти начинать не собираюсь!

— А не поступишь, что я хочу, пожалеешь! Всё сделаю, чтобы пропажу никогда не вернул!

— Не о чем говорить, Выгахке! Проваливай туда, откуда пришла! — и равк попросту растворился в сером тумане, поднимающемся с болота.

— Угар, спохватишься, пожалеешь, да поздно будет! — ответом ей была равнодушная тишина.

Плюнула колдунья с досады, вскочила на помело и помчалась договариваться с Талой. Оборотень от того, что его второй раз за ночь разбудили, впал в холодную ярость. Выслушав незваную и совсем нежеланную гостью, он проворчал:

— Значит, тебе помощь нужна? Хорошо, тогда плени вновь совиного нойда и принеси мне в мешке из оленьей шкуры. Взамен я подсыплю Угару в вино твоё приворотное зелье. Другие твои предложения меня, честно говоря, совершенно не интересуют.

— Договорились, Тала. Не вздумай со мной хитрить! Иначе я из твоей медвежьей шкуры сделаю коврик у входа в мою вежу, — пообещала черноглазая женщина и умчалась домой, сияя как начищенный тазик от гордости за себя.