Любви хрустальный колокольчик

Ровно в шесть часов вечера я вошла в починенную калитку и поднялась по ступенькам. Дверь, как и вчера, открылась прежде, чем я успела позвонить. Подавив внутреннюю дрожь, я разделась и прошла в комнату. Володя предложил мне чаю, но я не хотела расслабляться и отказалась. Долго я сидела молча, никак не могла заговорить, язык мой словно прилип к гортани. Наконец, кое-как стала рассказывать, начала почему-то с Лильки, потом перескочила на совсем давнее время, еще когда мы с Павлом жили вместе, потом на его похороны. И только рассказав о Павле, словно он был необходимым прологом, я смогла перейти к рассказу о Саше. Рассказала о нем все, кроме своих интимных, постельных подробностей, их бы передать я не смогла, да и незачем было. По мере того как я рассказывала, не только голос перестал дрожать, но и вообще мне стало легче, словно бы я освободилась от какого-то тяжкого и давно мне мешающего груза. Володя весь мой путаный рассказ выслушал внимательно, но особенно его заинтересовали все те загадочные сцены в кафе и в больнице, когда я ощущала себя рыбкой. В эти моменты он не просто слушал внимательно, а весь подался вперед, словно происходившее касалось его лично. По окончании моего монолога он еще какое-то время оставался задумчивым, потом задал два-три незначительных вопроса и опять надолго замолчал. Я ждала с замиранием сердца сама не знаю чего. Нет, конечно, я не думала, что Володя тут же заклеймит меня презрением, но какие-то его суждения, скорее всего негативные, готовилась выслушать. Но того, что он мне сказал, я уж точно не готова была услышать.

— Так, Женечка. Ну, чай-то мы будем пить или нет? — спросил он меня, встав со стула. Этот простой вопрос поверг меня в полное замешательство.

— Чай?! Я… я не знаю. Да, будем, почему бы и нет? Но… разве ты ничего не скажешь мне? По поводу моей истории?

— Для продолжения этого непростого разговора, Женечка, я полагаю, у нас еще будет время. Не будем торопить судьбу. В какой-то мере тебе, как я чувствую, уже легче, ты немного вылезла из этого болота и теперь находишься чуть-чуть в стороне.

Мы стали пить чай, он, как всегда, был превосходен на вкус, а Володя мне рассказал, как ему пришлось когда-то греть чайник в условиях безлесной тундры. Рассказывал он очень забавно, и я смеялась, конечно, хотя отлично понимала, что вряд ли ему тогда было так уж смешно. Потом мы пошли с ним гулять, но гуляли совсем недолго, мороз к ночи усилился, и я замерзла. Володе все было нипочем, он проводил меня до дому и на прощание поцеловал в висок, это показалось мне настолько приятным, что даже мурашки побежали по телу.