Любви хрустальный колокольчик

— Успокойся, Саша. Держи себя в руках. Нет никакого факта, есть только твое желание продолжать нашу связь, но это не факт. Твои желания для меня не закон, и я никогда не принадлежала тебе и принадлежать не буду, да и вообще никому, поскольку я не вещь. И я не рабыня твоя. Хоть это ты способен понять? Я не рабыня, у меня есть свои желания и жизненные планы, которым я следую, а уж какие они — пошлые или нет, это никого не касается. Я согласилась сегодня встретиться с тобой только с единственной целью — сказать, чтобы ты немедленно прекратил меня преследовать, приходить, звонить. Живи своей жизнью, а я буду жить своей.

Я резко встала, но Саша вцепился в мою руку. Я хотела позвать на помощь, но он схватил меня другой рукой за горло, так что вместо крика получился какой-то сип. Ситуация оказалась критической. Вряд ли он мог задушить меня одной рукой, но это соображение как-то мало утешало. Я была во власти сумасшедшего, обезумевшего человека, мне было очень больно и страшно. Я стала задыхаться, в глазах потемнело. Опираясь на стол, я, видимо, конвульсивно задвигала свободной правой рукой, под пальцы что-то попалось — вилка! Сжав ее, я изо всех последних сил воткнула ее душителю в спину. Длинные стальные зубья легко проткнули одежду и вошли в тело — не глубоко, но, должно быть, ощутимо. Саша сразу выпустил меня, и я бросилась к выходу. Вспомнив, что он закрыт, устремилась к двери во внутренние помещения. Саша бросился за мной. Я едва успела закричать и изо всех сил толкнула стол, на котором стояли перевернутые вверх ножками стулья. На шум влетел тот мужчина, что подавал нам еду. За ним спешили молодой лохматый парень и краснощекая полная женщина.

Мужчины принялись оттаскивать и утихомиривать Сашу, а женщина подбежала ко мне и помогла собрать мои вещи. Ни на кого не глядя, даже не поблагодарив за помощь, я устремилась через подсобные помещения на улицу, одеваясь на ходу.

Дома немного пришла в себя, но безотчетный страх не давал покоя. Я боялась не Саши — почему-то была уверена, что никогда не встречусь с ним больше. Боль в горле, как ни странно, усилилась. Есть я ничего не могла, только выпила немного холодного чая.

Володе звонить не стала, не хотела пугать его своим хрипом. Совсем уже поздно вечером, чтобы хоть немного отвлечься, я совершенно бездумно смотрела телевизор, то и дело переключая каналы. Во время одного из таких переключений я вдруг услышала, что сегодня днем в кафе, которое только что закрылось на ремонт, ворвался какой-то молодой, весьма странный мужчина и неожиданно устроил драку с персоналом кафе. Пришлось вызывать милицию, но нападавший успел убежать. Хорошо, что ни слова не сказали обо мне, видно, персонал кафе не хотел обнародовать сделку с Сашей, и все происшествие изобразили как нелепый случай. Поистине в жизни от трагического до смешного всего один шаг. Еще я подумала, что случившееся должно хоть ненадолго остудить Сашин пыл. Он всегда так высоко ставил свою респектабельность, а тут вилка в спине, в милицию чуть не попал, какое уж там реноме!

На следующий день мне пришлось надевать свитер с высоким воротом, а под него я еще навертела шарф. «Если спросят, — думала я мрачно, — скажу, что горло болит». За ночь боль в горле немного утихла, но еще изрядно жгло и саднило, к тому же шея сильно распухла, а на коже отпечаталась почти вся пятерня. Я мысленно чертыхалась по адресу Саши и желала ему отнюдь не самых приятных вещей. Но что же делать, надо было ехать, и я поехала.

Редакторша, увидев мое укутанное горло и услышав хриплый шепот, обронила что-то о гриппе и тут же переключилась на дело, и немудрено. Я тоже сразу же забыла о горле, послушав словесные баталии ершистых авторов. После долгих и утомительных споров, когда я уже почти лишилась жалких остатков голоса, мы пришли к шаткому согласию, решили еще кое-что обдумать и подработать и через два-три дня снова встретиться для выработки окончательных вариантов. Авторы ушли, и только тут я опомнилась и спросила измученную редакторшу: почему только через два-три дня? Ведь можно было бы завтра, в крайнем случае послезавтра. Она устало объяснила, что один из авторов по какой-то важной причине не может и что тут она бессильна, сколько бы я ее ни упрекала. Но я вовсе не думала ее упрекать, да и вообще слушала не очень внимательно, потому что мне пришла в голову идея уехать сегодня же вечером в Фирсановку и пробыть там до встречи с авторами.