– Да, наверное, – согласилась Оливия. И тут же подумала о Ланздауне – о том, как изменится его лицо, когда он увидит ее в этом платье. Возможно, она сделает его счастливым. Что ж, если так, это будет замечательно. И тогда, может быть, настанет день, когда она тоже станет счастливой.
Энни, Дженни, Патрик, Мейв, Джорди, Кристофер, Майкл и Малышка, у которой, вероятно, также имелось имя, но пока что она была совсем маленькой девочкой, поэтому ей предстояло зваться Малышкой до тех пор, пока не родится очередной ребенок (а это, учитывая то обстоятельство, что речь шла о Даффи, было неотвратимо). Лайон наизусть знал все эти имена и все их маленькие драмы, знал лучше, чем потолок в своей спальне, который теперь тщательно изучал по ночам.
Уже почти три месяца Лайон виделся с Оливией всего лишь раз в неделю около двух часов, если, конечно, не считать церкви, где он не осмеливался на нее даже смотреть (не говоря уже о том, чтобы поговорить). Он больше не выдумывал отговорок – просто исчезал из дома каждый вторник в одно и то же время. Он не пытался быть убедительным, но ухитрялся избегать отца – единственного человека, которого ему действительно требовалось убеждать.
Теперь Лайон знал, что апельсиновый джем нравится ей больше, чем ежевичный, что она предпочитает кофе, а чай если и пьет, то очень крепкий. И оба напитка пьет без сахара – как и он. Кроме того, завтракать она предпочитает в кухне, а не в столовой (потому что ей нравилось наблюдать восход солнца именно из кухонного окна). И еще ей очень хотелось заполучить расшитые золотом белые лайковые перчатки, выставленные в витрине галантерейной лавки Постлуэйта.
Когда ей было девять лет, у нее был котенок, который умер и которого она никогда не забудет. И она очень беспокоилась за своего брата Чейза, который в последнее время что-то притих. И беспокоилась за Колина, который бурно ухаживал за мисс Луизой Портер. А ее любимые цветы – красные маки. Более того, Лайону стало известно, что она назвала Эдгаром огромный остролист, росший под окном ее спальни (якобы это имя очень ему подходило). И, конечно же, ее героями являлись пламенные борцы против рабства и за права бедных – миссис Ханна Мор, Захария Маколей[18]
и мистер Уильям Уилберфорс (а миссис Снид – это уж само собой).Лайон бесконечно восхищался этой девушкой. Впервые в жизни у него возникло чувство, что ему… следовало бы иметь какие-нибудь заслуги. Иногда же, когда они прогуливались вместе, ему казалось, будто он, с трудом балансируя, идет по узкому канату, а если вдруг сорвется – сразу же лишится ее расположения. Но врожденная уверенность в себе всегда помогала ему приободриться. Ведь было совершенно ясно: она разделяет его чувства.
Их беседы – приятные и оживленные – становились все более откровенными, и казалось, что они стали людьми духовно близкими – то есть по-настоящему близкими.
Увы, не хватало одного – физической близости, и с каждым днем Лайон чувствовал это все острее. Даже такая мелочь, как соприкосновение их рук, представлялась ему необычайно эротичной. А изгиб ее локтя… А эта чудесная ложбинка между грудями… О, при одной только мысли об этом у него кружилась голова, потому что он сразу же представлял ее обнаженной. И еще она очень изящно покачивала бедрами при ходьбе. Когда же они останавливались и поворачивались друг к другу лицом, то пространство между ними, казалось, раскалялось и вибрировало, и было даже странно, что они просто стояли рядом и почему-то не сливались в страстных объятиях.
А ночами он лежал без сна и страдал.
Подобное всепоглощающее желание было совершенно новым для него. Прежде ему доводилось испытывать влечение, которое могла утолить какая-нибудь светская вдовушка. И, безусловно, он знал, как удовлетворить самому себя в постели. Теперь же им как будто овладело наваждение, и он не мог воспользоваться ни одним из этих способов, потому что все это было слишком далеко от того, чего он действительно хотел. С таким же успехом можно было бы есть древесные стружки просто потому, что под рукой не оказалось ничего съестного.
Мучительное возбуждение привело его как-то вечером в «Свинью и чертополох», где он посмотрел, как Джонатан играл в дротики, а потом даже принялся вяло флиртовать с очаровательной учительницей из академии мисс Мариетты Эндикотт – учительница иногда ужинала в пабе. Это его слегка отвлекло, но не облегчило страданий. Ведь Лайон не был распутником. А порядочный человек не соблазняет благовоспитанных юных леди, в особенности – своих соседок. А уж если эта соседка – одна из Эверси, а мужчина – Редмонд… В таком случае даже обычный поцелуй был бы равнозначен заявлению о серьезных намерениях.
Однако напряжение, которое он испытывал, находясь рядом с Оливией, временами становилось совершенно невыносимым и граничило с пыткой.