Любви подвластно все

– Говорите, нет выбора? Значит, вам – какое несчастье! – придется кататься верхом вместе с леди Арабеллой и танцевать с ней на балах. И прогуливаться с ней. И разговаривать с ней на людях…

– Леди Арабелла не так уж много разговаривает, – перебил Лайон. – Она по большей части молча краснеет и иногда кивает, давая понять, что со всем соглашается.

– И она восхитительна, не так ли?

Он в задумчивости молчал. Оливия в гневе выглядела весьма впечатляюще… Глаза ее метали искры, щеки ярко пылали, и каждое ее слово было пропитано ядом. О, она была невероятно прекрасна, и ему очень хотелось сказать ей об этом. Но он подозревал, что в данный момент его слова будут неправильно поняты. Увы, она была смертельно оскорблена, и с этим приходилось считаться.

– Некоторые, возможно, с этим согласятся, – тихо сказал Лайон. – Но мне гораздо приятнее разговаривать с вами. Не важно, о чем. И не важно, когда именно. Я даже предпочитаю продолжать этот наш разговор, хотя вы, сверкая глазами, сжимаете кулаки и вот-вот топнете ногой.

И вновь воцарилось молчание. При этом Лайон заметил, что Оливия с трудом сдерживала смех.

– Но вам ведь хочется поехать в Лондон? – спросила она наконец.

– Я давно хочу переговорить с инвесторами из клуба «Меркурий», но в данный момент мне не хочется уезжать, – тихо ответил Лайон. Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, он добавил: – Оливия, я… Я хотел бы вручить вам кое-что.

Ужасно волнуясь, Лайон полез во внутренний карман сюртука. Неловко порывшись там, извлек, наконец, свой подарок и молча протянул девушке сверток. Она с недоумением посмотрела на него. Ее восхитительные глаза все еще сверкали гневом и обидой, но ему показалось, что она немного смягчилась.

Затаив дыхание, он смотрел, как Оливия, развернув ткань, с изумлением уставилась на те самые лайковые перчатки, о которых давно мечтала. И она по-прежнему молчала. Когда же, наконец, подняла на него взгляд, в глазах ее была мучительная боль.

И Лайон тотчас же понял: все обернулось совсем не так, как ему хотелось. Все обернулось просто ужасно, чудовищно!

– Но это же… те самые перчатки от Постлуэйта, – прошептала она.

– Да, – кивнул Лайон.

А она вдруг судорожно сглотнула и так же тихо спросила:

– Прощальный подарок, да?

Лайон был ошеломлен этим вопросом.

– Нет! – воскликнул он. – Боже милостивый, нет! Это просто… Я хотел…

– Извиниться за то, что уезжаете, чтобы повидаться с леди Арабеллой?

– Нет, Оливия, я всего лишь…

– Я не могу принять их, – перебила она. – Что бы я стала с ними делать? Я же не смогу носить их прилюдно. Я вообще не могу появляться с вами на людях. Как я смогу объяснить, каким образом они ко мне попали? О чем только вы думали?

Теперь она вся дрожала от обиды и гнева. И в глазах ее заблестели слезы. Но что он мог поделать? Ведь он все равно должен был покинуть ее и отправиться в Лондон.

Сделав глубокий вдох, Лайон мысленно сосчитал до трех и тихо, но настойчиво, проговорил:

– Оливия, пожалуйста, выслушайте меня.

Он молча кивнула и вроде бы немного успокоилась, а он, чуть помедлив, вновь заговорил:

– Оливия, милая, я хотел бы подарить вам луну, но был вынужден ограничиться перчатками.

Из ее горла вырвался тихий стон, а лицо исказилось словно от сильнейшей боли. Увы, слишком поздно Лайон осознал, как, должно быть, восприняла Оливия этот его подарок и его последние слова. Мол, луну он ей не предлагал, а перчатки – утешительный приз.

– Оливия, послушайте…

– Отдайте их леди Арабелле. – Она сунула перчатки ему в руки и, стремительно развернувшись, быстро побежала – словно хотела как можно скорее оказаться подальше от него.

Глава 9

За пять недель до свадьбы…

Как только приданое Оливии было готово, в семействе Эверси воцарилось относительное спокойствие. Все члены семьи, кроме матери и Колина, уехали в Пеннироял-Грин, а Женевьева вернулась в горячие объятия супруга, с нетерпением ожидавшего ее.

Как-то утром Оливия за завтраком мазала свой тост джемом, когда слуга, вошедший в комнату, протянул ей поднос с корреспонденцией.

– Для вас, мисс Оливия.

Она нахмурилась, разглядывая адрес на конверте. Затем быстро вскрыла его и прочла несколько строчек. После чего опустила письмо на стол и уставилась на него, широко раскрыв глаза и зажав ладонью рот.

– Боже мой… Господи… Подумать только… О боже, святые угодники… – тихо пробормотала она.

Ее мать выронила нож, и тот с громким звоном упал в тарелку.

– Оливия, в чем дело? – прошептала она.

– Все в порядке, мама. – Оливия заставила себя улыбнуться. – Все в полном порядке, просто замечательно!

Ее матери многое довелось пережить: потерю ребенка, отправку сыновей на войну и даже на виселицу, – и все невзгоды она переносила с необычайным достоинством и не теряя присущего ей чувства юмора. Теперь почти все ее дети обзавелись собственными семьями, но Оливия по-прежнему вызывала у нее серьезную озабоченность, хотя она и старалась этого не показывать.

– Оливия, дорогая, так что же все-таки случилось? – спросила она.