Любви подвластно все

Оливия однажды уже встречалась с матерью своего жениха, весьма солидной и представительной женщиной, пусть не блиставшей особым умом, но зато доброжелательной и сердечной. Эта дама отличалась безобидным нравом и, похоже, готова была с радостью принять Оливию в свою семью.

– Знаете, мне бы очень хотелось начать нашу совместную жизнь без… песни, звенящей у меня в ушах. И я подумала, что общество мудрых пожилых людей поможет мне успокоиться. Я чувствую себя ужасно неуютно в многолюдном Лондоне. Ну… из-за всех этих сплетен и домыслов. Но уверяю вас, ничто, кроме подобного приглашения, не заставило бы меня уехать. Эта приятная неожиданность – поистине дар небес. А потом я вернусь, и вы обвенчаетесь с женщиной, которая будет спокойна и счастлива. И никогда не вызовет никаких замечаний или слухов…

Виконт молчал, в задумчивости глядя на Оливию.

– Джон, вы меня понимаете?! – почти в отчаянии воскликнула она.

– Думаю – да. Хотя мне будет очень недоставать вас, пусть даже всего лишь две недели. Ведь вы единственная живая душа, которая может посочувствовать мне во время всего этого предсвадебного безумия.

На губах Оливии промелькнула улыбка. Затем она вдруг протянула руку и коснулась ладонью щеки виконта. Она-то не была уверена, что ей будет недоставать его, хотя ей бы очень хотелось, чтобы недоставало.

Он накрыл ладонь Оливии своей и, повернув голову, впился в ее руку жарким поцелуем, чем даже немного напугал – этот поцелуй был слишком уж страстным… При этом Ланздаун не решался взглянуть ей в глаза. И она внезапно осознала, с каким нетерпением он ждал от нее знаков внимания.

Другой мужчина просто обнял бы ее покрепче, презрев все правила благопристойности. В конце концов, им ведь предстояло делить постель до конца жизни…

Вероятно, Джон слишком заботился о ней и поэтому осторожничал. Он страстно поцеловал ее, когда сделал предложение. И с тех пор не целовал ни разу. С тех пор они только прогуливались вместе – как пара лошадей в одной упряжке. Двигались в одном направлении, к одной цели, но даже прикасались друг к другу крайне редко. «Да, конечно, я вряд ли давала повод к таким прикосновениям, и все же ему следовало бы предпринимать больше попыток к обольщению», – промелькнуло вдруг у Оливии. Тихонько вздохнув, она пробормотала:

– Не беспокойтесь, Джон, это безумие продлится недолго.

Пять лет назад, когда Лайон был в Лондоне…

– Может, тебе принять касторки, Оливия? – ласково спросила мать, подняв взгляд от своей вышивки. Все семейство в этот вечер собралось в гостиной.

– Не лучше ли стаканчик виски? – вмешался Колин, оторвавшись от шахматной доски.

Отец же лишь насмешливо хмыкнул.

– А может, травяного отвара? – со злорадной улыбкой предложила Женевьева. – Думаю, он поможет.

Травяные отвары, которые готовила их кухарка, были ужасно горькими и тошнотворными, но мать безоговорочно в них верила.

– С чего это всем вдруг вздумалось напичкать меня лекарствами? – проворчала Оливия, опуская на колени книгу и прикрывая заглавие ладонями (это была книга об Испании, и ей почему-то не хотелось, чтобы домашние об этом узнали).

– У тебя такой вид, будто тебе срочно требуется прочистить желудок, – пояснил Чейз; он сидел перед камином, пристроив больную ногу на скамеечку.

– Просто я задумалась о Даффи. Малышка стала очень беспокойной последнее время, и я думаю, что она заболела. Меня это очень огорчает, – добавила Оливия.

Почти все члены семьи пристально уставились на нее, гадая: правду она говорит или нет. Колин же небрежно пожал плечами: мол, а чем еще можно объяснить ее настроение?

Оливия прекрасно знала: мистер Даффи пропивал почти все, что зарабатывал, а зарабатывал он крайне мало. А у миссис Даффи был затравленный вид женщины, готовой скорее броситься с моста, чем провести еще хоть день в этом доме. И всего за час в неделю Оливия пыталась внести хоть какое-то подобие гармонии и здравого смысла в этот хаос, мечтая в то же время поскорее сбежать из дома Даффи. И все же она не могла устоять: снова и снова, неделю за неделей Оливия приходила в этот ужасный дом каждый вторник – так бывалый моряк приходит на берег моря не в силах противиться зову. Причем она даже не сознавала, как ей помогали беседы с Лайоном об этих несчастных.

До встречи с Лайоном Оливия думала, что вполне счастлива. Да, безусловно, ей не на что было жаловаться, однако же… Лишь когда этот человек стал частью ее жизни, она поняла, что такое настоящее счастье, но потом он уехал в Лондон… и это было ужасно.