Любви подвластно все

Он мог бы просто проводить взглядом этот кусок мыла, и тот уплыл бы в океан. Мог бы сунуть мыло к себе в рюкзак и забыть о нем. Он мог бы найти множество более разумных решений, но вместо этого поступил совсем по-другому.

Повернувшись к водопаду, Лайон громко крикнул:

– Может, ты что-то потеряла, Оливия?!

В ответ – молчание. Она явно колебалась. «Оливия, позволь своему телу решать», – мысленно подсказал ей Лайон.

Наконец послышался ее голос:

– Оно… теперь у тебя? – Она явно нервничала.

– Оно проплывало мимо, направляясь к Гавру, но я поймал.

И снова молчание. Лайон затаил дыхание. Через несколько секунд спросил:

– Тебе оно нужно?

Он тоже ужасно нервничал. Очень многое зависело от ее ответа, и он не знал, что именно ему хотелось услышать.

Наконец она произнесла:

– Да, – послышался наконец голос Оливии.

Глава 20

Не сказав больше ни слова, Лайон направился к ней.

Он никогда не сомневался в правильности своих решений – такую привычку Лайон унаследовал от отца. Рожденная самоуверенностью, высокомерием и привилегированным положением привычка эта значительно окрепла за последние несколько лет и, в конце концов, превратилась в черту характера.

Лайон выплыл в бо́льшее озеро и внезапно, ошеломленный, остановился, увидев очертания ее обнаженного тела, скрытого завесой воды. Стоя с запрокинутой головой под струившимся по телу потоком, Оливия походила на мраморную статую, какими украшают фонтаны.

Когда-то он крепко прижимал ее к себе, но тогда на ней были слои муслина, а вот сейчас… Все прошедшие годы он думал, что для него не имело значения, как Оливия выглядит под одеждой. «Она могла бы иметь голову девушки, а тело носорога, и я все равно испытывал бы перед ней благоговейный трепет», – говорил он себе.

Однако у нее определенно было тело женщины. Сквозь потоки воды он видел смутные очертания ее фигуры в профиль. Небольшая вздернутая вверх грудь с розовой вершинкой… Тонкая талия, плавно переходящая в округлые белые ягодицы… И длинные стройные ноги.

Это зрелище было для него как удар молнии – мгновенно поразило, опалило огнем. Голова у него закружилась, и внезапно промелькнула мысль, что она вот-вот оторвется от тела… и улетит к кружившим в небе чайкам.

Лайон выскочил из воды на берег с мылом в руке, прежде чем Оливия успела его заметить. Увидев же его, она вздрогнула и замерла, глядя на его обнаженную фигуру. Какое-то время они молча таращились друг на друга – как Адам и Ева, впервые столкнувшиеся. Точно так же они смотрели друг на друга в бальном зале в первые мгновения их встречи.

– Никакой чешуи, – сказал Лайон. Только это он и сумел произнести.

Увидев обнаженного Лайона, Оливия лишилась дара речи. Да и что она могла сейчас сказать? У нее просто не было слов, ибо вид логики вступил в свои права. Прежде ей казалось, что обнаженные люди должны выглядеть уязвимыми и к тому же – довольно нелепыми. Однако Лайон без одежды выглядел так же естественно, как лев в собственной шкуре. И сейчас, стоя перед ней, он держался так же непринужденно, как в бальном зале или на палубе корабля.

Но с другой стороны… Пожалуй, в его поведении не было ничего странного. С его-то внешностью было бы глупо заботиться о благопристойности. Все его стройное мускулистое тело было полностью позолочено солнцем, но лицо, руки и ноги загорели сильнее, чем бедра и нижняя часть живота. И казалось, он весь был соткан из мускулов. Влажные рельефные мышцы груди, поблескивавшие на солнце, плавно перетекали в мощные плечи – такие широкие, что торс превращался в идеальное воплощение буквы V. Его стройные ноги также бугрились жгутами мышц, а на крепких ягодицах имелось по впадинке с каждой стороны; и если бы нужно было угадать их размер, то Оливия предположила бы, что эти соблазнительные впадинки – как раз с ее ладонь.

Она заметила на его теле несколько шрамов, причем один из них был явно от мушкетной пули, но особенно бросался в глаза его величественный жезл, восставший из гнезда темных завитков.

Охваченная неодолимым желанием, Оливия вдруг сказала себе: «Когда я сопротивлялась, это еще больше распаляло его. И вообще, не проще ли уступить жажде, терзающей нас обоих?»

Она знала, что Лайон находит ее прекрасной – это написано у него на лице, – но еще более захватывающей казалась решимость, которую она прочла в его глазах. Решимость примитивная и всесокрушающая. И было ясно: он вознамерился во что бы то ни стало овладеть ею. А она всем своим существом жаждала ему отдаться – и не важно, правильно это будет или нет.

– Может, помыть тебе спину, Оливия? – спросил Лайон. – Мне кажется, самой тебе это трудно сделать.

Она по-прежнему молчала, не отводя от него глаз; ей хотелось получше рассмотреть, как он выглядел обнаженным, и запечатлеть это в памяти навсегда.

Тут Лайон подошел к ней и стал позади нее. Тихонько вздохнув, Оливия закрыла глаза. Она чувствовала тепло его сильного тела, ощущала его набухшее возбужденное естество, упиравшееся в ягодицы. Сердце ее бешено колотилось, и она по-прежнему не произносила ни слова.