Любви подвластно все

А Лайон, осторожно приподняв ее тяжелые влажные волосы, принялся легкими движениями пальцев намыливать ей шею и плечи.

Каждое его прикосновение порождало потоки волнующих ощущений, устремлявшихся к низу ее живота. Соски Оливии отвердели и напряглись, а все остальные части тела томно ныли, требуя к себе того же внимания, которое он уделял шее и плечам.

Тут Лайон набрал в ладонь воды и тонкой струйкой ополоснул ее шею. А затем обхватил руками ее талию, провел кончиком языка по нежному местечку у нее за ухом. После чего прижался горячими губами к впадинке возле ее горла, где лихорадочно бился пульс.

Из горла Оливии вырвался тихий стон, в котором прозвучала мольба, и Лайон понял это. Тотчас же отбросив все соображения осторожности, если они вообще у него имелись, он совершенно перестал сдерживать себя – и одному богу известно, что произошло с мылом и куда оно исчезло. Теперь Оливия чувствовала только его горячие мозолистые ладони, блуждавшие по ее влажному телу. Он все крепче прижимал ее к себе, а она то и дело выгибалась ему навстречу, как бы дразня его возбужденную плоть. Внезапно ладони Лайона легли на ее груди, и Оливия вздрогнула, почувствовав его горячее дыхание. Когда же он принялся теребить ее соски, из горла Оливии снова вырвался стон. Охваченная неистовым желанием, она в очередной раз крепко прижалась к нему, как бы побуждая к более решительным действиям.

И Лайон тотчас же приступил к этим действиям. Рука его стремительно спустилась к ее жаркой промежности, и пальцы решительно скользнули в лоно.

– Оливия, милая… – прошептал он ей на ухо внезапно охрипшим голосом.

Его пальцы еще глубже проникли в нее, поглаживая влажную пульсирующую сердцевину, и Оливия, задыхаясь, простонала:

– Лайон, о, Лайон, пожалуйста… прошу тебя… еще…

А он вдруг развернул ее лицом к себе и тут же впился поцелуем в ее губы. Оливия тотчас же прильнула к нему, обвивая руками шею, а он прижался к ней своим твердым жезлом, еще больше распаляя и ее, и себя.

Внезапно она прервала поцелуй и, чуть отстранившись, прохрипела:

– Пожалуйста, Лайон… Я хочу…

Возможно, она и сама не очень хорошо знала, чего именно хотела, но он-то точно знал. И знал, что она доверилась ему.

Чуть приподняв одной рукой ее ногу, Лайон стремительно вошел в нее и замер на несколько мгновений. После чего начал двигаться – все быстрее. А Оливия, обнимая его за шею, неотрывно смотрела ему в глаза, пока его веки не сомкнулись. Дыхание же Лайона участилось, и теперь из горла его то и дело вырывались хриплые стоны. Тут руки Оливии скользнули к его бедрам, и она принялась раз за разом привлекать его к себе резкими рывками, желая полнее ощущать каждый его выпад. А он вонзался в нее снова и снова, и сейчас только это имело значение – все остальное перестало для нее существовать. Но в какой-то момент она явственно ощутила напряжение, ставшее в конце концов невыносимым. А потом вдруг весь мир словно разлетелся на множество сверкающих осколков, и Оливия, погружаясь в неописуемое блаженство, содрогнулась всем телом, а из горла ее вырвался хриплый крик, который сама она услышала как будто откуда-то издалека.

Лайон крепко держал ее все это время, неуклонно стремясь к собственному освобождению, и дыхание его теперь было подобно урагану. А затем настала очередь Оливии крепко держать его, пока он, то и дело содрогаясь, возносился к вершинам блаженства. Крик же его был хриплым и почти болезненным.

И даже несколько минут спустя Оливии казалось, что она все еще слышит их с Лайоном голоса, эхом разносящиеся над водой.

Он сделал несколько глубоких вздохов, и Оливия с удовольствием наблюдала, как поднимались и опадали при этом его могучие плечи. Обнимая Лайона, она упивалась ощущением его горячего мускулистого тела.

Они стояли, по-прежнему крепко прижимаясь друг к другу, и Оливия, легонько поглаживая его по спине, то и дело говорила себе: «Думай же, думай… Ведь тебе очень многое необходимо обдумать».

Но в конце концов она поняла, что могла сейчас думать только одно: «Наконец-то, наконец-то, наконец-то…»

Лайон был ошеломлен произошедшим. Он чувствовал, что стал совершенно другим человеком – по-настоящему счастливым и невероятно добрым, исполненным любви ко всему человечеству. И все это из-за миниатюрной девушки, отличавшейся острым умом и зачастую – крайне агрессивной и непреклонной. Но – о чудо! – будучи обнаженной, она превращалась в дерзкую и непредсказуемую соблазнительницу, предававшуюся любви с неудержимой страстью. Какой восхитительный контраст!

Лайон надеялся, что не наставил ей синяков. Впрочем, он был почти уверен, что сам покроется синяками в тех местах, куда впивались пальцы Оливии. Эта мысль доставила ему удовлетворение. Как и ее пронзительный крик в тот момент, когда она вцепилась в него, испытывая наивысшее наслаждение.

– Ты прямо-таки сияешь, – с улыбкой сказала Оливия.

– Мне следовало бы печалиться. – Лайон тоже улыбнулся. – Ведь тебе так и не удалось помыться. И теперь уже не удастся, так как мы потеряли мыло.

– Значит, оно сейчас направилось в Гавр?

– Да, возможно. Если повезет с течением.