Т. к. я занималась продажей их объектов, мне часто приходилось иметь дело с бухгалтерией. С женщинами, работающими там, мы подружились, часто распивали чаи и болтали обо всем.
Я узнала, что Оболенский очень закрытый человек. О его личной жизни никто ничего не знал, кроме того, что он вдовец и сын его живет в Париже. У Стаса был имидж очень серьезного и делового руководителя. Его уважали, но побаивались, хотя, как мне сказали, он никогда не позволял себе повышать голос. Но, надо сказать, на работе он никогда, практически, и не улыбался. Он умел держать в себе свои эмоции, и поэтому по его лицу никогда нельзя было догадаться, в каком он расположении духа в данный момент.
Светлана Афанасьевна пыталась с ним пококетничать, но не тут то было. Она даже посетовала, что впервые видит такого непробиваемого. Неужели он и сексом занимается с таким же холодным выражением лица, — говорила она мне.
Но я то уже знала, что выражение лица у Станислава Георгиевича может быть совсем другим. Буквально через неделю после нашего знакомства я с удивлением стала замечать, что Оболенский явно выделяет меня из толпы. Когда я была в его кабинете с покупателем или Светланой Афанасьевной, он был деловит и сосредоточен. Но стоило нам остаться наедине, выражение его лица мгновенно менялось. Он лучезарно улыбался, интересовался, как дела у моей дочери, у меня, рассказывал кое- что о себе, о своем сыне, о любимой внучке. В общем, вел себя совершенно по-другому.
Когда я заходила к нему, он предупреждал секретаршу, что занят, и она никого к нему не пускала. Прямо в своем кабинете он сделал мне полную диагностику и, к моему величайшему удивлению, рассказал обо мне такое, о чем он никак не мог знать. Стас сказал, что у меня сильнейшее магнитное поле, мощный энергетический потенциал, но аура не просто пробита, а даже разорвана в клочья, а мой "третий глаз", вообще, закрыт. Так что в его кабинете мы говорили о чем угодно, но меньше всего о делах.
Конечно, это не могло не повлиять на мое отношение к Оболенскому. Я стала очень тщательно готовиться к каждому посещению офиса. Каждый день мыла волосы и укладывала их феном. Старалась всякий раз появляться в новом наряде и выглядеть, как можно эффектнее. Я с ужасом стала осознавать, что думаю о нем с утра до вечера, он стал мне даже сниться. Когда он делал мне комплименты, его глаза загорались таким дьявольским светом, что это сводило меня с ума.
Однажды, в разговоре я заикнулась, что очень хотела бы еще раз попробовать оленьих языков. Стас промолчал, а через несколько дней в субботу, вдруг позвонил и сказав, что у него есть дело ко мне, спросил, может ли он подъехать? Я, конечно, ответила, что можно. Они подъехали с Шурой и привезли мне огромный пакет оленьих языков и трех муксунов.
В тот день я получила очередную видеокассету от дочери, но в моем видике что то заело и я никак не могла вытащить из него старую кассету. Оболенский быстро разобрался, в чем дело и мы все вместе посмотрели послание моей Олеси. Часа через три они уехали.
Я давно задавалась вопросом, — почему, если он явно выказывает свой интерес ко мне, то почему не пытается встретиться со мной вне офиса? Почему даже ко мне домой он приехал с Шурой? Для меня это долго оставалось загадкой.
— Но вы, наконец, узнали почему? — спросила Елена.
— Вот ты сама у него об этом и спроси, — ответила Анна.
— Кстати, а где же наши мужчины?
— Я думаю на своем полигоне.
— Что еще за полигон?
— Это такая оборудованная площадка, на которой они творят черти что. Там висит "груша", которую они лупцуют кулаками и ногами, лежит огромный мат, на который они безжалостно швыряют друг друга. И даже сделана, какая-то чуть ли не трехметровая стена, на которую они пытаются забежать с разбега. Честно говоря, мне это не особо нравится. Я считаю, что подобные забавы не для их возраста. Но эти два упрямца уверены, что они всегда должны быть в форме.
— А на это можно посмотреть?
— Можно конечно, полигон на Шуриной территории. Пойдем, Леночка, если они там еще не умерли от усталости, то уж перед молодой женщиной не преминут продемонстрировать свою удаль.
Они собрались уходить, но в это время с гиканьем и хохотом по лестнице буквально скатились Стас с Шурой и с разбегу влетели в речку.
— Ну, все, — сказала Анна, — значит уже накувыркались, теперь пыл охлаждают.
Вслед за ними с лестницы спустилась Люсьена.
— Проголодались? — спросила она, — давайте прервитесь, отдохните, я там на стол накрыла.
Люсьена была довольно высокой, очень интересной женщиной, с низким, сильным голосом. Русые волосы были заплетены в толстую косу, которая спускалась почти до пояса.
— Але! Аллигаторы! — крикнула она мужчинам, — хватит барахтаться, идите есть.