любви

Филу пора бы понять, что ей не хочется иметь с ним ничего общего, даже как с деловым партнером. Скомкав письмо, она швырнула его обратно в сумку и вытащила кое-какие вещи, чтобы постирать. У нее было слишком тревожное настроение — она отложила триллер. Лучше заняться стиркой, успокоиться, решение о судьбе книги возникнет само собой.

У берега в скалах она запомнила наполненную прозрачной водой впадину, где выстирала и переполоскала свое белье. Потом тщательно разложила каждую вещь на камнях, уверенная, что все успеет высохнуть до наступления ночи.

Неожиданно какая-то таинственная и стремительная сила оттащила ее от впадины и прижала к скале. Держась за острые выступы, смертельно испуганная Моника увидела Стэна, он стоял между ней и рекой с карабином наперевес. У него было разъяренное лицо, глаза пылали, как раскаленные угли, он был неузнаваем.

—Что с тобой? — едва вымолвила Моника. Не сводя глаз с реки, Стэн отрывисто бросил через плечо:

Ты что, черт тебя побери, смерти ищешь? Разве я не предупреждал, что нужно приносить воду в лагерь? Никогда не подходи к берегу реки — в ней водятся крокодилы.

Все вокруг поплыло у Моники перед глазами, кроме темных очертаний в воде, куда показал, резко взмахнув рукой, Стэн. Это было длинное ракетообразное тело около двенадцати футов в длину. Над водой едва виднелись желтые глаза и роговые наросты на морде. Моника в ужасе прижала к губам ладонь: смерть поджидала ее всего в нескольких футах, когда Стэн, с безбожной руганью, отшвырнул ее от кромки воды.

О Боже милостивый,— простонала девушка, похолодев от страха.— Я его не видела.

Никогда и не увидишь, как он тебя схватит.

Стэн подождал, пока крокодил не исчез в глуби не, и опустил карабин.

Тебе дурно?

Она показала ободранные в кровь ладони.

Стэн поднес ко рту сначала одну, потом другую пораненную ладошку и принялся слизывать соринки со ссадин. Моника покачнулась, но он тут же подхватил ее. Почувствовав сильные мужские руки, она уткнулась лицом в рубашку своего спасителя.

Почему ты так сердишься? — пролепетала она.

Стэн взял ее за подбородок, приподняв по детски испуганное лицо, и взглянул прямо в глаза.

Не знаешь?

Я знаю, что забыла об осторожности, но зачем же ругаться и учить меня столь сомнительному лексикону,— взмолилась девушка.

Забыть в этих краях о жестких правилах — значит погубить себя. Если бы я не посмотрел сверху и не увидел в воде крокодила...— Он не смог больше произнести ни слова.

Монику потрясло, когда она разглядела, во что превратилась его одежда: там, где Стэн, устремившись вниз, цеплялся за камни, все было разорвано в клочья. По щеке текла тонкая струйка крови. Когда ранка зарастет, останется шрам как у дуэлянта...

Прости меня, пожалуйста!

Вместо ответа он с такой неистовой силой впился в ее губы, что Моника обомлела. Под напором его рук рубашка девушки задралась. Она почувствовала на спине горячие ладони Стэна. Голова закружилась, страсть охватила все ее существо. Каждой клеточкой она жаждала его, свою первую и единственную любовь.

Так вот что ощущаешь, когда перестаешь принадлежать себе, промелькнуло в затуманенном сознании Моники. Она пыталась напомнить себе, что ненавидит Стэна, но не могла противиться магии его рук и томительно-сладостных, ненасытных поцелуев.

Когда же он ласково коснулся ее груди, девушка окончательно потеряла власть над собой. Обняв Стэна за шею, она, сомкнув веки, тихо застонала.

Он подхватил ее под коленки и поднял, прижимая к груди. Моника с трудом раскрыла глаза.

Не надо... Я могу сама...

Нет, надо,— тихо, но требовательно промолвил Стэн.

«Когда это случится»... Моника вновь услышала пророческие слова. Вот сейчас это и происходит — она во власти ненавистного и... любимого чело века.

Стэн осторожно перенес ее на спальный мешок и уложил, подсунув под голову вместо подушки пушистый свитер. Девушке хотелось зарыться лицом в его мягкие складки, но она не могла шевельнуться, завороженная испытующим взглядом Кэмпа.

Моника была тиха и послушна, когда он опустился рядом на колени, снял с нее джинсы и расстегнул рубашку. В тех местах, где она ударилась об острые выступы скалы, начали появляться синяки, и Стэн, хмурясь, принялся их осматривать.

Его близость опьяняла Монику, боль от ушибов не шла ни в какое сравнение с вихрем чувств, нараставшим где-то глубоко внутри. Не сознавая, что делает, она потянулась к любимому.

Когда он провел губами по синяку над грудью, девушка тихо вскрикнула.

—Тебе больно? — поднял голову Стэн. Моника покачала головой, глаза ее увлажнились.

Милый,— еле слышно выдохнула она. Стэн неистово припал губами к упругой девичьей груди. Моника запрокинула голову и выгнулась дугой. Мысли о ненависти, обидах и прочей чепухе больше не трогали ее, осталось лишь желание, такое необоримое, какого никогда не приходилось испытывать.