Люди

Феррер энергично замахал делегатам. Музыка становилась богаче, к ней присоединялись новые инструменты.

– Рядом с ним Дерба Жонк. Она – наш крупнейший специалист в области использования стволовых клеток для избирательного клонирования частей тела. Как нам известно, вы только начали исследования в этой области; мы занимаемся этим уже четыре поколения – сорок лет, и учёная Жонк с удовольствием поможет вашим медикам преодолеть отставание.

Многие делегаты издали изумлённые возгласы.

– Рядом с ней Кобаст Гант, – продолжала Тукана, – наш ведущий эксперт в области искусственного интеллекта. Те из вас, кто общался с Понтером Боддетом или со мной лично, уже имели дело с результатом его трудов – наши интеллектуальные компаньоны программировал он. И он также готов поделиться с вашим миром всем, что знает.

Сейчас даже «всеобщий писарь» бормотал что-то одобрительное. В музыкальную композицию вступили кубо-барабаны, их биение напоминало ритм исполненного гордостью сердца.

– А рядом с учёным Гантом – Жалск Лаплан, обладатель титула самого быстрого человека планеты – я полагаю, обеих планет. Мы замерили его время вчера: он пробегает одну вашу милю за три минуты одиннадцать секунд[58]. Жалск поделится своим опытом подготовки спортсменов.

Жалск улыбнулся от уха до уха. Музыка начала ускорять темп.

– За ним следует Рабра Хаброрн. Она – одна из наших лучших правоведов – ведущий современный интерпретатор Кодекса Цивилизации. Многих из вас удивляет наша способность руководствоваться моралью и этикой, не прибегая к авторитету высшего существа. Арбитр Хаброрн с радостью ответит на все ваши вопросы в этой области.

К оркестру присоединилось трио ледовых рогов.

Хаброрн с достоинством склонила голову. В нарушение действующих в зале Ассамблеи правил некоторые из делегатов принесли с собой мобильные телефоны и теперь разговаривали по ним, предположительно с главами своих государств.

– Рядом с ней, – продолжила Тукана, – Драде Клемелк, глава нашей Философской академии. Пусть его каштановые волосы вас не обманывают: он считается одним из мудрейших и проницательнейших мыслителей нашего мира. С его и арбитра Хаброрн помощью вы сможете узнать всё о процессах нашего мышления.

– Я ожидаю этого с нетерпением, – произнёс Клемелк глубоким сильным голосом. Симфония повторяла вступительную часть, но в этот раз громче и насыщенней.

– Рядом с учёным Клемелком Крек Доналт, один из величайших наших композиторов. Это его произведение вы сейчас слышите: оно называется «Двое становятся Одним».

Доналт поклонился.

– И последняя – как у вас говорят, по порядку, но не по важности – доктор Дапбур Кажак, с которой некоторые из вас уже познакомились. Она изобрела калибруемые лазеры, которые используются для деконтаминации путешественников между двумя мирами. Учёная Кажак поделится с вами всем, что знает о дезинфекции человеческого тела и о квантово-каскадной лазерной физике.

Музыкальная композиция достигла крещендо; кубо-барабаны, ледовые рога, гремячие жеоды звучали в идеальной гармонии. Тукана заговорила снова:

– Все десятеро – учёные и инженеры, философы и художники, атлеты и мыслители – пришли сюда, чтобы свободно делиться всем, что они знают в области своей специализации. – Она оглядела Генеральную Ассамблею. – Давайте сделаем это, друзья. Сделаем так, чтобы отношения между нашими мирами были выгодны всем и строились на принципах мирного сотрудничества. Прошлое в прошлом; сейчас наша забота – будущее. Давайте сделаем его настолько хорошим, насколько в наших силах.

Первым, как показалось Тукане Прат, захлопал один из австрийских делегатов, но к нему немедленно присоединились десятки, сотни других, и скоро уже все делегаты были на ногах, крича и неистово аплодируя.

«Некомпетентная, говоришь? – подумала Тукана, улыбаясь восторженной толпе и испытывая небывалый подъём от того, что она только что совершила. – Да пошёл ты в жопу!..»

Глава 22

– До начала конференции мы пробудем в Вашингтоне всего один день, – говорила Мэри, – и в моих планах показать тебе множество достопримечательносей. Но начать я хотела вот с этого. Ничто другое не скажет больше об этой стране и о том, что значит быть человеком – человеком моего вида.

Понтер рассматривал раскинувшийся перед ним пейзаж, ничего не понимая. Он видел шрам на травянистом ландшафте, длинный рубец, тянущийся шагов на восемьдесят и там смыкающийся под тупым углом с другим, похожим шрамом.

Шрамы были черные и блестящие – опять то странное слово, как его? Ок-сю-мо-рон, вот как; терминологическое противоречие. Чёрный – значит, поглощающий свет; блестящий – значит, отражающий его.

И всё же это было именно оно – чёрное зеркало, в котором отражалось его лицо и лицо Мэри. Две разновидности людей – не просто мужчина и женщина, а два разных вида, две различные интерпретации людской темы. Её отражение показывало то, что она называла Homo sapiens, а он называл глексеном: странный вертикальный лоб, миниатюрный нос и… в языке Понтера не было для этого слова – её подбородок.