Люди

– Так и было. Видишь ли, правительство Юга хоть и коррумпированное, но капиталистическое – оно принимало американскую экономическую систему. Правительство Севера было на стороне коммунизма – экономической системы, принятой в Советском Союзе и Китае. Но северное правительство было популярнее, чем коррумпированное южное. Соединённые Штаты боялись, что, если будут проведены свободные выборы, коммунисты получат власть над всем Вьетнамом и это приведёт к тому, что под властью коммунистов окажутся и другие страны Юго-Восточного Галасоя.

– И поэтому туда отправились американские солдаты?

– Да.

– Чтобы умереть?

– Да, многие умерли. – Мэри помолчала. – Вот что я хотела, чтобы ты понял: как важны для нас принципы. Мы умираем, защищая идеологию, умираем в поддержку идеи. – Она указала на стену: – Эти люди, эти пятьдесят восемь тысяч человек, сражались за то, во что верили. Им сказали идти воевать, сказали идти спасать слабый народ от того, что считалось страшной коммунистической угрозой, и они сделали, как им сказали. Большинство из них было молодо – восемнадцать, девятнадцать, двадцать, двадцать один год. Многие впервые покинули дом.

– И теперь они мертвы.

Мэри кивнула:

– Но не забыты. Мы вспоминаем их здесь. – Она украдкой показала рукой вдоль стены. Охрана Понтера – теперь это были агенты ФБР, которых организовал Джок Кригер, – не подпускала народ близко к нему, но стены были невероятно длинны, и в отдалении кто-то стоял, прислонясь к чёрной поверхности. – Видишь вон того человека? – спросила Мэри. – У него листок бумаги и карандаш, и он переносит на бумагу отпечаток имени кого-то, кого он знал. Ему… ну, в общем, он выглядит на пятьдесят-шестьдесят, так ведь? Вполне возможно, он сам был во Вьетнаме. А имя, которое он копирует, возможно, принадлежит другу, который погиб там.

Понтер и Мэри молча смотрели, как человек заканчивает то, что делал. А потом он свернул листок, положил его в нагрудный карман и начал говорить.

Понтер недоумённо качнул головой. Потом указал на компаньон у себя на левом предплечье.

– Я думал, ваш народ не пользуется коммуникационными имплантами.

– Так и есть, – подтвердила Мэри.

– Но я не вижу у него никакого внешнего устройства – как вы его называете? – сотового телефона.

– Его нет, – тихо сказала Мэри.

– Но с кем он тогда говорит?

Мэри слегка пожала плечами:

– С товарищем, которого потерял.

– Но он мёртв.

– Да.

– Но ведь нельзя разговаривать с мёртвыми, – сказал Понтер.

Мэри снова указала на стену; отражение в обсидиановой поверхности повторило её жест.

– Люди считают, что можно. Некоторые утверждают, что здесь чувствуют себя ближе к ним.

– Здесь хранятся останки мёртвых людей?

– Что? Нет, нет.

– Но тогда я…

– Это имена, – сказала Мэри, немного сердясь. – Имена. Здесь их имена, и через эти имена мы вступаем в контакт с теми, кто их носил.

Понтер нахмурился:

– Я… прости, я не хочу показаться тупым. Но ведь это не может быть правдой. Мы – мой народ – устанавливаем взаимоотношения посредством лиц. Есть множество людей, которых я знаю в лицо, но никогда не знал по имени. И, в общем, я устанавливаю взаимоотношения с тобой, но хотя я и знаю твоё имя, я не могу его правильно произнести даже мысленно. «Мэре» – это лучшее, на что я способен.

– Мы считаем, что в имени есть… – Мэри пожала плечами, сознавая, как смехотворно прозвучит то, что она сейчас скажет, – …некая магия.

– Но вы же не можете общаться с мёртвыми, – не унимался Понтер. Он не упрямился, вовсе нет – он просто не понимал.

Мэри на мгновение прикрыла глаза, словно собираясь с силами – или, подумал Понтер, словно обращаясь к кому-то, кого здесь нет.

– Я знаю, что твой народ не верит в жизнь после смерти.

– «Жизнь после смерти», – повторил Понтер, словно откусывая кусочек мяса на пробу. – Оксюморон.

– Не для нас, – сказала Мэри. Потом, с бо́льшим чувством: – Не для меня. – Она огляделась вокруг. Поначалу Понтеру показалось, что это лишь экстернализация её мыслей: она будто ищет путей объяснить, что чувствует. Но потом её глаза сверкнули, и она пошла вдоль стены. Понтер поспешил за ней.

– Видишь эти цветы? – спросила Мэри.

Он кивнул:

– Конечно.

– Их оставил здесь один из живых для одного из мёртвых. Для кого-то, чьё имя вырезано на этой секции. – Она указала на участок полированного гранита прямо перед собой.

Потом Мэри нагнулась. Цветы – красные розы – были с длинными стеблями, связанными друг с другом нитью. К букету была прикреплена лентой небольшая карточка.

– «Для Вилли, – сказала Мэри, очевидно, прочитав написанное на карточке, – от любящей сестры».

– Ах, – сказал Понтер, не найдя лучшего ответа.

Мэри прошла дальше. Она подошла к желтовато-коричневому листу бумаги, прислонённому к стене, и подняла его.