Люди

Конечно, Мэри принадлежала к поколению – она надеялась, что к последнему такому поколению в её мире, – при котором в науке трудилось гораздо больше мужчин, чем женщин. Она никогда не работала в коллективе, в котором женщины составляли бы большинство – хотя Йоркский университет подошёл достаточно близко, – не говоря уж о том, чтобы состоять из одних женщин. Возможно, в таких обстоятельствах обстановка на рабочем месте напоминала бы здешнюю и в её мире. Мэри выросла в Онтарио, в котором по историческим причинам было две отдельные финансируемые правительством системы школьного образования: публичная – в американском, а не британском смысле[82], и католическая. Поскольку религиозное образование разрешено только в религиозных учебных заведениях, многие родители-католики посылали детей учиться в католические школы, но родители Мэри – по большей части по настоянию её отца – сделали выбор в пользу публичной системы. Когда ей исполнилось четырнадцать, начались разговоры о переводе её в католическую школу для девочек – Мэри тогда не успевала по математике, и маме сказали, что отсутствие в классе мальчиков могло бы ей помочь. Но в конце концов родители решили оставить её в публичной школе, потому что, как сказал папа, ей всё равно когда-нибудь придётся иметь дело с мужчинами, так что лучше привыкать к ним уже сейчас. Поэтому свои последние школьные годы Мэри провела в старшей школе в Ист-Йорке, а не в школе Святой Терезы по соседству. И хотя, несмотря на совместное обучение, она преодолела свои трудности с математикой, она иногда задумывалась о преимуществах полностью женской школы. Некоторые из её лучших студенток в Йоркском университете вышли как раз из таких школ.

И может быть, некоторые из этих преимуществ стоили того, чтобы распространить их и на взрослую жизнь, на рабочее место, позволив женщинам трудиться в окружении, свободном от мужчин и их эго.

Хотя неандертальская система измерения времени разумно делила сутки на десять равных частей, считая их началом время восхода солнца во время весеннего равноденствия, Мэри по-прежнему полагалась на показания своих часов, а не на загадочные символы на дисплее компаньона – в конце концов, несмотря на то что она находилась в другом мире, часовой пояс здесь был тот же самый.

Для Мэри был привычен дневной ритм утренних и дневных перерывов на кофе и часового обеденного перерыва в середине дня, однако неандертальский метаболизм не позволял им оставаться без еды так долго. В рабочем дне неандертальца было два длинных перерыва, один примерно в 11, другой в три часа дня. Во время обоих поглощалось большое количество еды, включая сырое мясо – та же самая технология, что убивала инфекцию внутри человеческого тела, позволяла людям есть мясо, не подвергнутое термической обработке; мощные неандертальские челюсти отлично с ним справлялись. В отличие от желудка Мэри: она сидела со всеми за общим столом, но старалась не смотреть в чужие тарелки.

Она могла бы есть отдельно от других, но Лурт была свободна только в это время, а Мэри хотелось с ней поговорить. Её очень интересовали неандертальские познания в генетике, и Лурт была готова ими с ней делиться.

За короткое время, проведённое с Лурт, Мэри узнала так много, что ей начало казаться, что теперь возможно всё – особенно когда мужчины не мешают.

Глава 32

За свою жизнь Мэри побывала примерно на дюжине свадебных церемоний – нескольких католических, одной еврейской, одной традиционной китайской и нескольких гражданских. Так что, в общем и целом, она думала, что представляет себе, чего ожидать от церемонии Жасмель.

Она ошибалась.

Конечно, она знала, что церемония не будет проходить в храме или каком другом месте поклонения – таких у неандертальцев попросту не было. И всё же она ожидала какого-то особого места. Но церемония проходила прямо на природе под открытым небом.

Когда транспортный куб высадил Мэри, Понтер уже был там; они прибыли первыми, так что, пока никто не видит, позволили себе крепко обняться.

– Ага, – сказал Понтер, отпуская Мэри, – вот и они.

Было солнечно. Мэри обнаружила, что забыла солнцезащитные очки на другой стороне, и ей пришлось щуриться, чтобы разглядеть приближающуюся компанию. Она состояла из трёх женщин – одна, как показалось Мэри, была возрастом под сорок, вторая – подросток, и с ними ребёнок лет восьми. Понтер посмотрел на Мэри, потом на приближающуюся женщину, потом снова на Мэри. Мэри пыталась прочитать выражение его лица; будь он её соплеменником, она бы решила, что он страшно смущён, как будто неожиданно осознал, что попал в очень неудобное положение.

Три женщины шли пешком, и они приближались с востока – со стороны Центра. У старшей и младшей в руках не было ничего, но средняя несла на спине большой рюкзак. Когда они подошли поближе, маленькая девочка вскрикнула «Папа!» и побежала к Понтеру, который сгрёб её в охапку.

Остальные две подходили медленно, и старшая женщина явно сдерживала шаг, держась рядом с младшей, которая не могла идти быстро из-за рюкзака.