Люди без имени

На горизонте появились два сторожевых катера. Они быстро приближаются к шлюпке. Один заходит с кормы, другой идет прямо. Флагов на них нет. Матросы в таких же бескозырках, как и у нас, с автоматами в руках стоят на палубе. Крупнокалиберные пулеметы наведены на шлюпку. Сердце сжимается:

— «Чужие!»

— Руки вверх! — раздался голос с катера. Над головой свистят пули. Григорьев теряет сознание. Шаров лезет ему в карманы и уничтожает документы и одновременно выбрасывает оружие за борт. Маевский, понурив голову, сидит на корме и о чем-то думает. Катер идет прямо на шлюпку. Неожиданно Маевский хватает гранаты и одну за другой бросает в катер. Раздался страшный треск от удара катера в шлюпку и от одновременно разорвавшейся гранаты на нем. Леонид падает в воду. Его успевают подхватить багром за тельняшку и вытащить на палубу. Шарова поймать долго не могут. Когда с катера хотят ухватить его, он ныряет. Врагов это веселит, и они не спешат прикончить его. Они смеются и не понимают, почему русский моряк не желает принять руки, подаваемой с катера. Шаров убедился, что борьба окончена, повернулся лицом к катеру, где любитель хороших снимков стоял с фотоаппаратом в руке, и показал ему кулак, в тоже время намереваясь нырнуть, чтобы никогда не появляться на поверхности, но получил удар багром по голове.

Очнулись на берегу. Перед ними Хельсинки — порт. Сотни любопытных собрались на пирсе, не решаясь подойти ближе, боясь русских или, возможно охраны, стоявшей с автоматами наизготове. Глаза случайных свидетелей проникнуты ненавистью к русским морякам и не предвещают ничего доброго. Одни бросают реплики и угрозы, показывая пальцами на пленных, другие стоят молча, разглядывая русских. Маевский немым взглядом обвел толпу, отвернулся и устремил взгляд на море. Оно слегка волновалось и пенилось. Волны, разбиваясь о мол, обдавали брызгами холодной воды сидящих. Шаров, наоборот, разглядывал празднично одетую толпу и разговаривал с нею. Ни она, ни он не понимали друг друга.

— Смотрят, как козел — на новые ворота, — сказал Шаров, обращаясь к Маевскому.

— Да, похоже, так, — ответил тот неохотно. Леониду не хотелось разговаривать. Голова была полна мыслей, и он ругал себя в душе, что не подорвался последней гранатой, понадеялся на катер, который по его расчету, должен был разбить шлюпку и потопить краснофлотцев. — «Счастлив Громенков, — думал Маевский, — ему не суждено испытать плена. Лучше смерть, чем позор».

— Накормили хотя бы, а там пусть расстреливают…

— Умирать голодному, что и сытому — одинаково, — перебил Григорьева Шаров.

— Прежде, чем мы умрем, они из нас сделают посмешище и вымотают все силы и нервы, — ответил Маевский и достал из кармана папиросы. Они оказались подмоченными. Напрасными оказались усилия выбрать папиросу посуше, ни одна из них не горела, и он выбросил всю пачку.

— Что, не видишь? — обратился Шаров к стоящему финскому матросу, — Командир курить хочет!

По жесту Шарова матрос понял, что русские хотят курить, и подал сигарету. Конвоира заругал другой, по-видимому, он был недоволен поведением первого, и они заспорили между собой.

— То-то, — сказал Шаров. — А все-таки, какой некультурный народ!

— Почему? — поинтересовался Маевский.

— Негостеприимно встречают!

— Будь спокоен, старина, — они еще покажут свое гостеприимство!

Григорьев за все время первый раз поднял голову и внимательно посмотрел на Маевского. Он до сих пор не мог понять, как это все получилось. Ему было все безразлично — скорее бы свелось к одному концу: но, услышав голос Маевского, он вздрогнул, предчувствуя недоброе. Шаров заметил смущенный взгляд Григорьева и успокоительно произнес, хлопая его по плечу: — Ничего, Ванюша, не падай духом, возможно, выберемся из этой непонятной истории!

Осмелевшая толпа постепенно приближалась, охватив плотным полукольцом моряков.

— Скоро весь город соберется смотреть нас, — сказал Григорьев.

— Как в зоопарке на зверей смотрят! — добавил Шаров.

Подошла машина. Из нее вылез грузный офицер в морской форме и дал распоряжение охране. Русских повели, толпа разомкнулась, пропустила их и угрожающе зашумела. К Маевскому подбежала девушка и плюнула в лицо. Стерев плевок, он с любопытством посмотрел на нее и улыбнулся. Она быстро юркнула в толпу.

— Сволочь! Плюнула и бежать! Не хватило мужества смотреть прямо в глаза!

— На душе спокойнее, друзья, — сказал Маевский. — Когда плюет враг, бессильный что-либо сделать с тобою, — это не позор, позор будет тогда, когда нам плюнут в лицо свои за наш поступок!

Ему никто не ответил. Пленных привели в тюрьму и разместили в одиночных камерах, предварительно обобрав подчистую. Забрали деньги, флотские ремни с бляхами, зажигалки и заменили сапоги. Из-за часов Маевского поспорили между собою два матроса, но спор решил третий, забрав их себе; наверное, он был старшим или сильнее других.