Люди без имени

Николай отличался от кузнецов других смен тем, что не выгонял товарищей из кузницы, как делали другие, они боялись Иванова и мастера. Солдатов не боялся потерять теплого места и всегда предлагал удобный уголок для сушки мокрой одежды и усиленно раздувал горны. Иванов не любил Солдатова, пытался убрать из кузницы, объясняя мастеру, что он «худой мужик». Мастер наотрез отказался исполнить просьбу переводчика: все сложные работы выполнял Николай.

Указав место Громову, где можно поудобнее пристроиться, он не спеша принялся за работу.

Финны с восхищением смотрели на широкоплечего кузнеца с Горьковского завода, сумевшего сохранить силу. Он уверенно бил молотом, не обращая внимания ни на рабочих, ни на своих — русских. Искры градом сыпались из-под молота, освещая бородатое лицо. Борода у него росла неимоверно быстро. Он не успевал бриться и с бородой казался намного старше. Стоило сбрить бороду, как, крупное, чистое лицо без единой морщины, правильный нос и светло-карие глаза делали его молодым и привлекательно-красивым. Взгляд у него был суровый и проницательный. Он не умел смеяться.

Финн, который принес деталь, объяснил Леониду, когда она будет готова, он должен ее забрать и принести ему, а сам ушел в барак поесть.

Леонид с Громовым вывернули карманы и аккуратно высыпали на бумагу табачную пыль. Солдатов заметил это, жестом руки показал на кисет, который лежал на окне, и все трое закурили.

Николай курит редко — только с товарищами или с финнами, когда они угощают. Если Леонид никогда не просил закурить или докурить, а променивал пайку хлеба на табак, то Солдатов никогда не выменивал на табак хлеба при всех своих возможностях.

Согревшись, Громов заснул и не слышал, как ругался Иванов: — Вот где лодыри! Их ищут…

Подымайтесь! На работу! — и пнул Громова — А тебе, кузнец, сколько раз буду говорить — не пускай русских, а то знай — разделаюсь…

— Они принесли деталь и дожидаются, когда я закончу. Закончу, заберут и уйдут!

И, не обращая внимания на ругань переводчика, застучал по наковальне, в такт посвистывая.

Иванову хотелось подойти и ударить по лицу пленного, который осмелился противоречить ему, но вспомнил, что Солдатов выполняет срочную работу, побоялся. Постояв, хлопнул дверью и вышел с надеждою, что рано или поздно Николай не уйдет от наказания. Громов спросонья не мог понять, что было нужно Иванову: бетономешалка не работает, а он все же гонит на работу.

Леонид стоял у окна и пристально смотрел в темноту. Звезды мерцают в небесах. Кругом тихо. Изредка раздается сухой треск льда, и снова все замирает.

В окно отчетливо был виден силуэт плотины, наверху которой мелькали человеческие тени, а за плотиною, в ночной мгле, горели электрические лампочки, освещая колючую проволоку, за которой томились люди.

Солдатов бросил деталь в корыто, прибавил воды и подошел к Маевскому.

— О чем задумался, дружище? Душа болит что ли?

Леонид не ответил. По грустному выражению его лица Солдатову стало понятно, о чем думает товарищ, и он поспешил добавить: — Я понимаю тебя без слов! От одной мысли, что в плену, сердце обливается кровью. Обидно, что ничем не можешь помочь Родине, а здесь скотина Иванов издевается над тобою и не считает тебя за человека… А служили мы с ним вместе. Я кадровик — он из запаса.

Солдатов замолк. Он вспомнил пережитые трудности в плену. Во многом был виноват переводчик Иванов. Солдатов считал, что переводчик нанес ему много незаслуженных оскорблений, поэтому после минутного молчания он со злостью произнес:

— Клянусь, если он мне сделает еще одну пакость, я разобью ему голову, а сам брошусь с плотины! Лучше умереть, чем унижаться!

Маевский в это время думал о другом. Довольно мучиться, страдать, переживать: одними мыслями Родине не поможешь. Пока нет возможности бежать, нужно создать группу из надежных товарищей и заняться вредительством. Уничтожать все, что возможно. Услышав заключительные

слова Николая, Леонид неожиданно повернулся, в упор посмотрел на Солдатова и, тяжело вздохнув, тихо сказал: — Николай Алексеевич! Кто пожалеет тебя? Я — никогда! Малодушных не люблю! Нужно жить Николай, и работать так, чтобы вернуться на Родину с чистыми глазами.

— Как именно? — спросил Николай.

— Работать так, чтобы ключи в шестерню попадали неслучайно …

У них не только ключ, — перебил его Солдатов, — голова может попасть в машину. Они не разбирают, что где кладут. Бросят в одном месте, а ищут в другом. Жаль, что ключи не съедобные, а то, наверняка, в пропаже обвиняли бы русских.

Леонид остался доволен, что Николай его не понял, вспомнив поведение Солдатова в последнее время.

Громов уже проснулся; и размышляя о случившемся, отчетливо представил себе, как Леонид бросает ключ, убедился, что авария дело его рук, потом ясно вспомнил и другой случай.

В Янискоски монтировали турбину. Шлюз закрыт. Внизу, на реке, финны углубляют русло…